не узнаю её.
Как же ты не узнаешь саму себя.
Это разве я?
Да.
Я тут совсем на себя не похожа.
Ты всегда была такой. Ровно столько, сколько я тебя помню.
Где же я тогда была, раз я ничего не помню?
Кто ты?
Я та, которую представили Нине.
У тебя есть имя?
Имя… у меня никогда не было имени.
Если у тебя нет имени, значит, тебя не существует.
Но вот мои руки, вот мои ноги – я их вижу! Вы слышите мои мысли, я могу с вами разговаривать, значит, я существую.
Да, Нина, ты существуешь.
Теперь я Нина?
Ты всегда была ею, просто теперь твоя сущность названа.
***
Нине выламывало кости, её скручивало и выворачивало. Это невозможно было представить. Но эти четыре буквы её имени казали ей слишком тесными, и в это короткое слово невозможно было втиснуть её саму. Она чувствовала, что должно быть что-то ещё. Четыре буквы – это так мало. 14 дней – это так мало.
Она лежала, не двигаясь, не могла пошевелиться, иначе рука человека в белом может дрогнуть, и рисунок не получится красивым. Что будет на этом рисунке, она не знала. Его тёплая рука, одетая в белую резиновую перчатку, плотно припечаталась к её щеке. В воздухе было еле слышно жужжание.
У него в руках была зажата белая ручка, которая заканчивалась тоненькой иголкой. Он протыкал кожу на её лице и заполнял эти проколы краской. На её щеке должен появиться рисунок.
Он колол её снова и снова. В уголке её глаза собралась слеза, она росла, наполнялась и потом перекатилась через веко, скатилась по виску вниз, оставляя после себя мокрый свет.
– Всё готово, – сказал человек в белом.
Она поднялась, он дал ей зеркало. Кожа от уколов раскраснелась и разбухла. Она увидела кривые полосы на правой щеке, чёрные и белые. Тоненькая волна соединила пространство между бровей.
– Татуировка на лице – это последняя мода, – сказал человек в белом. – Работодатель лично утвердил образцы рисунков. Обычно мы такие вещи согласовываем с творцами, но у вас есть всего четырнадцать дней, так что быстрее было решить всё самим.
– А вы можете написать на моей руке моё имя?
– Это ещё зачем? Такого распоряжения от Работодателя не поступало.
– Я забываю своё имя. Я хочу, чтобы оно осталось со мной.
Человек в белом отвернулся от неё, он прижал сжатый кулак к уху и затих. Видимо, разговаривал с кем-то по гарнитуре.
– Я посоветовался, и кодексу Мира ваше желание не противоречит. Так что ложитесь на стол.
Он снова надел защитную маску и взял машинку для татуировок. Она впивалась Нине в руку, заставляла её страдать. Когда в жизни нет ничего больше, страдание кажется счастьем.
***
На неё обрушились все её страхи. Она упала с высоты своего белого и понятного Мира санатория
