Швейцарской миссии поведал о нюансах ограбления, а также каялся перед Фаберже в том, что не смог уберечь отданные на хранение драгоценности. Это письмо внесло кое-какую ясность в случившееся, и если раньше, встречаясь и разговаривая с русскими эмигрантами, которые уже после него вынуждены были бежать из Петрограда, Карл Густавович всего лишь догадывался о том, что проводники «новой революционной законности» зашли слишком далеко в бывшей российской столице, которая была отдана на откуп всесильному Председателю Петросовета, то теперь, после письма Одье, он уже не сомневался в том, что истинной причиной невероятного по своей наглости бандитского налета на посольство Норвегии был его дорожный саквояж.
От всех этих умозаключений можно было окончательно потерять сон и опустить руки, но он еще верил в то, что справедливость и закон в России восторжествуют, и решил не сдаваться.
Часть первая
Глава 1
Новый, 1919-й год Алексей Максимович Горький встретил в опустошенном Петрограде, в более чем скверном настроении. Во-первых, окончательно разладились отношения с женой, которая с трудом великим, но все-таки прощала его шашни с Варварой Шайкевич, однако не смогла переступить через себя, когда узнала о его связи с красавицей Марией Бенкендорф, урожденной графиней Закревской. А во-вторых, и это было, пожалуй, самым главным, подтвердились его опасения относительно Октябрьской революции, в результате которой к власти пришли большевики с их красным террором, о страшных последствиях которого он пытался докричаться через газету «Новая жизнь». Но это раздражало тех, кто руководил разоренным, утопающим в бандитизме и мародерстве городом, и при молчаливом согласии Ленина, вскоре после того, как Советское правительство переехало в Москву, Зиновьев закрыл газету. Горький был выбит из активной политической жизни, и единственное, что теперь у него оставалось, так это творческая работа, да еще попытки оказать посильную помощь той части российской интеллигенции, которая встретила свержение царизма криками «Ура!» и, использовав которую, пришедшие к власти большевики просто вышвырнули за борт. Будучи членом Петросовета, он часто наведывался в Смольный, пытаясь выбить там продовольственные пайки, одежду и лекарства для цвета совершенно обнищавшей петербургской интеллигенции, звонили из Смольного и ему, но этот звонок, раздавшийся пуржистым февральским днем в доме на Кронверкском проспекте, заставил Горького удивиться и даже уточнить, «не ошиблась ли барышня номером?».
Однако никакой ошибки не было. Звонил Анатолий Васильевич Луначарский, член Реввоенсовета республики, народный комиссар Просвещения, единственный член правительства, оставшийся в Петрограде, тогда как всё правительство, с бумагами и житейским скарбом, перебралось в Москву. Подальше от фронта, подальше от наступающих частей Юденича и от той разрухи, которая не могла присниться даже в самом кошмарном сне.
В свое время их познакомил Ленин, они
