сменщика пропадало. Не обходилось без связанных с этим и некоторых эксцессов, так прилавки магазинов начисто опустели, а импортные продукты еще не успели не то чтобы довезти, а даже отгрузить с заокеанских складов и привезти кораблями-сухогрузами в порты. Но без подобных крайностей и переборов вряд ли могло обойтись при стремительном темпе перемен. Привыкнуть к такому тяжело, невозможно, но в то же время теперь становилась очевидна одна простая истина, которую Ревницкий начал внезапно понимать, что все вокруг неизменно и одинаково не должно было быть, что перемены – это неотъемлемая часть времени.
Стал расползаться красный материк на отдельные национальные тектонические плиты, между плитами прочерчивались границы, на стыках крошились не только промышленные цепочки, но и человеческие связи, даже если не проходили они поверх тех кромок. Оказалось, что такие важные и нужные люди, как военные, инженеры и ученые, вдруг перестали быть необходимыми, на них больше не взваливали ответственность за судьбу страны, даже более того совсем не рассчитывали, с них не требовали более отчета и предоставили самим себе. Невиданная и не представляемая еще до недавнего вещь.
Сначала все вылилось в заброшенность и разобщенность, которые распространялись даже на личную жизнь. Лучшие друзья переставали ходить в гости, чтобы не стеснять друг друга, не заставлять оправдываться, что в доме нечего и приготовить на ужин. Многие становились заброшенными и оставленными, одинокими, нелюдимыми, вне кампаний, замыкались, не общались и одичали, но в то же время некоторые, вырвавшись из тисков былых стандартов, стали стремительно изменяться и обновляться.
Хоть Ревницкий, как и большинство, был сбит сперва с толку, смущен, но все же несколько даже обрадовался. Он физически ощутил, что все происходящее значит: отныне он может перестать сутулиться. Да, он вдруг стал лишним, да, на него махнули рукой, но и в то же время оставили в покое, выдали вольную грамоту, а уж как распорядиться вольницей зависело от него самого, впервые от каждого его следующего шага. Всякий сам теперь кузнец своего счастья, как и несчастья тоже. Хватит горбиться и быть незаметным, пора расправлять плечи.
Кто как ни Дарнов со своими всегдашними инициативой, смекалкой должен был добиться успеха в новое время, зарница которого так четко показалась на горизонте, но он оказался среди отставших, плетущихся сзади. Он стал таким чинным, выдержанным, строгим педантом, делавшим все как надо, по правилам, как следует, хотя и не требовалось уже «как надо». Алексей намеренно перестал обходить смешные писульки, хотя еще недавно игнорировал их во благо общего дела, а теперь требовал соблюдать график работы, не отпрашиваться и не опаздывать, стал вдруг хуже тех бюрократов на предприятии, которых недавно высмеивал. Ревницкий заметил, насколько разительная и резкая произошла перемена с другом, и не мог этого понять.
Мало кто вел себя так же, сохранял невозмутимость и действовал
