девушке и нотариус, и доктор, и даже сам духовник покойницы, искренне сочувствующие ей. – Мы все знаем, что ваша родственница желала завещать все свое состояние вам одной; мы вас поддержим.
Но Ирина ничего не требовала. Она горячо благодарила своих друзей за участие, но тут же решительно объявила им, что никакой претензии заявлять не станет.
Признаться, такое бескорыстие удивило даже и самих Лабуновых. Они не ожидали этого и, вероятно, в виде вознаграждения предложили молодой девушке безвозмездно поселиться у них в доме в качестве учительницы их шестерых детей.
Егор Степанович особенно хлопотал об этом, но его слащавая, приторная любезность, пожалуй, еще более отталкивала Ирину, чем даже неприятный и высокомерный тон Анны Никитичны.
Она с ужасом думала о возможности своего будущего существования в этой семье.
Нет-нет, только не это, не это! Молодая девушка готова была работать до изнеможения за самую ничтожную плату, лишь бы только не жить из милости у таких людей, как Лабуновы. Ни за что, никогда!
Ирина быстро приподнялась со скамейки. Все ее смуглое личико дышало энергией. В маленьком хрупком теле этой девушки-полуребенка таилась гордая, сильная душа, способная бороться и терпеть лишения, но неспособная унижаться и мириться с житейской пошлостью.
Громкий протяжный звон старого колокола гулко разнесся в эту минуту по кладбищу, неожиданно прерывая мысли задумавшейся девушки. «Господи, неужели уж так поздно, к вечерне звонят», – испугалась Ирина. Как она замечталась, однако. Молодая девушка бросила последний прощальный взгляд в сторону свежей могилы старой родственницы, и на этот раз что-то мягкое и грустное засветилось в ее темных глазах.
– Спи с богом, – тихонько и ласково прошептала она, низко склоняя свою головку.
В душе ее не было ни малейшей злобы против той, которая тут спала вечным сном и которая при жизни так мало сумела оценить ее заботы и ласку. Напротив, в эту минуту Ирина испытывала скорее искреннюю печаль. Все же Авдотья Семеновна была единственным человеком, который нуждался в ее помощи, дорожил ее присутствием, а теперь?..
Крупные слезы навернулись на глаза девушки.
– Спи с богом! – еще тише прошептала она и начала медленно подниматься в гору, по направлению к церкви.
Когда часом позднее Ирина подходила к городу, на улицах уже там и сям горели тусклые фонарики, а в кухмистерской Синяева поминальный обед был в полном разгаре.
Учреждение это помещалось в большом одноэтажном доме на одной из главных улиц, где жила и Тулыпина.
Вероятно, для большего эффекта обед был заказан на этот раз при полном освещении. Горели не только все бронзовые канделябры по стенам, но также и большая неуклюжая стеклянная люстра, низко спускавшаяся с потолка посредине комнаты.
Сквозь тюлевые занавески ярко освещенных окон то и дело виднелись сновавшие взад и вперед черные фигуры официантов с целыми грудами
