к вам, мистер Хардинг.
– Что ж, твой план написать Хеншоу очень неплох. – торопливо сказал поверенный. – Я поговорю с Недом. Непременно! – И, церемонно кланяясь, выпроводил девушку из конторы.
Джеймс Хардинг сдержал слово и в тот же день поговорил с сыном. Оказалось, Нед давно не виделся со своим старым приятелем, но сообщил, что Билли Хеншоу сейчас исполнилось около сорока лет, что он славный малый и наверняка будет ласков со своей осиротевшей тезкой. В этом Нед был совершенно уверен.
– Прекрасно. Я ему напишу, – объявил мистер Джеймс Хардинг. – Завтра же!
Он так и сделал. Правда, Билли его опередила. Пока поверенный разговаривал с сыном, она сидела за столом в опустевшем доме на другом конце города, изливая свою тоску на четырех страницах, адресованных «милому дяде Уильяму».
Глава II
Страта и ее обитатели
Бертрам Хеншоу называл дом на Бикон-стрит Стратой1. Это сильно раздражало Сирила и даже Уильяма, хотя они понимали, что это «всего лишь Бертрам». Все двадцать четыре года, что Бертрам прожил на свете, это «всего лишь Бертрам» было его проклятием и спасением. Однако дом на Бикон-стрит, где жили три брата, действительно был «стратой».
– Понимаете, – легко объяснял Бертрам новым знакомым, которых удивляло это слово, – если бы я мог отрезать фасад от дома, как ломоть кекса, вы бы лучше поняли. Представьте себе, что на Банкер-хилл вдруг случилось извержение вулкана, и дом засыпало слоем пепла. Археологи будущего будут потрясены, когда раскопают его через много месяцев усердной работы. Вот послушайте, что они обнаружат.
Первый слой – верхний этаж, слой Сирила. Голые полы, скудная, но тяжелая мебель. Пианино, скрипка, флейта, книжные завалы и ни одной занавесочки, подушечки или безделушки. «Здесь обитал скромный человек, – скажут археологи. – Одинокий ученый, музыкант или монах».
Затем они раскопают слой Уильяма, четвертый этаж. Кто такой Уильям? Брокер со Стейт-стрит, обеспеченный вдовец, высокий, сутулый, лысоватый, близорукий обладатель самого доброго сердца в мире. Но чтобы понять Уильяма по-настоящему, нужно увидеть его комнаты. Уильям – коллекционер. У него хранятся четыре белых камешка с тех пор, когда он был годовалым младенцем. Представьте, сколько всего он скопил за последние сорок лет. Миниатюры, резная слоновая кость, жуки, фарфор, нефрит, марки, открытки, ложки, багажные бирки, театральные программки, карты – он собирает всё. Великолепный беспорядок! И всё это хранится в его комнатах. Его новое увлечение – заварочные чайники. Представляете, как намучаются археологи, пытаясь понять, как это сочетается с «монахом»?
А потом они доберутся до моего слоя и запутаются окончательно: сплошные краски и мольберты. Никакой связи с монахами и коллекционерами. Видите? – весело заканчивал повествование Бертрам. – Поэтому и Страта!
Нередко это слово срывалось с языка Сирила и даже Уильяма, хотя оно им не нравилось. Друзья Хеншоу тоже называли дом Стратой.
С самого детства мальчики Хеншоу жили
Стра́та (от лат.
