умею танцевать, кроме родной моему сердцу лезгинки. Но – увы! – уже поздно! Блестящий адъютант в мгновение ока уже обвил рукой мою талию и, не слушая моих протестов, понесся, увлекая меня за собой по гладкому, натертому воском паркету.
Мои ноги, выделывая какие-то неописуемые антраша, дрыгали в воздухе, стараясь найти себе опору. Мое лицо, красное от гнева, в такт ногам строило гневные и комичные гримасы. Я действительно ничего не умела плясать, кроме лезгинки, несмотря на все старания Люды обучить меня этому трудному искусству. Очевидно, Доуров знал об этом и умышленно поставил меня в глупое и смешное положение – в отместку за брошенное ему в лицо оскорбление.
Вокруг нас сдержанно хихикали, кое-кто открыто смеялся. Дочь горийского судьи, обе барышни-сестрички и прочие полковые и городские дамы, не исключая и насмешницы Тамары, хохотали, закрыв лица веерами.
Наконец, Доуров, вероятно, считая себя вполне удовлетворенным, неожиданно опустил меня на тахту, в самый «цветник» блестящих барышень и дам.
Я увидела сочувственно устремленные на меня глаза, насмешливые улыбки… Я видела, что надо мной смеялись, и душа моя разрывалась на тысячу частей. Но я была слишком горда и самолюбива, чтобы показать себя обиженной и оскорбленной.
Кто-то шепнул поблизости, но настолько громко, что я успела расслышать:
– Бедная девочка… Не хотела бы я быть на ее месте!
О, это было уже слишком!.. Вся моя восточная кровь, кровь лезгинских татар горного Дагестана, бешено закипела и заклокотала в моих жилах. Я вспыхнула до корней волос. Увидев проходившего мимо меня Андро, я крикнула звенящим от волнения голосом, вся дрожа от гнева, оскорбленного самолюбия и стыда:
– Князь Андро! Прикажите музыкантам играть лезгинку. Я покажу им всем, как исполняет свой танец прирожденная татарская княжна Нина бек-Израил!
Глава IV. Моя лезгинка. – Отчаянная смелость
Вот они, тихие, не́жащие, певучие звуки, полные захватывающей гармонии! Вот она, песня восточного неба, песня глубокой бездны, песня восточной звезды!
При первых же звуках хорошо знакомой и бесконечно дорогой мелодии я вздрогнула и вскочила с тахты. Сорвала со стены бубен, выбежала на середину комнаты и встала в позу. Теперь я уже не слышала насмешливых замечаний, не видела презрительных улыбок на лицах наших гостей. Вся душа моя кипела одним страстным желанием, одной целью – доказать всем им, этим напыщенным, скучным барам, что Нина бек-Израил, это дикое, некультурное, по их мнению, дитя природы, может быть на высоте своего призвания. О-о!..
Все быстрее и быстрее темп лезгинки. Все жарче и жарче разгорается в моих жилах татарская кровь… Я чувствую, как краска уже кинулась мне в лицо… Я чувствую, как глаза мои ярко загораются. Я поднимаю бубен над головой и, вертя его так, что все его звонкие колокольчики поют разом свою серебристо-раскатистую песнь, пускаюсь в безумную пляску. Мои ноги быстро скользят по гладко натертому полу… Воздушное платье облаком стелется, обвивая мою кружащуюся
