он уже не слушал меня. Лицо его было по-прежнему сурово и мрачно, когда он сказал:
– Не лги, Нина! Не унижай себя. Я не поверю тебе. Я не забуду твоего поступка. Ты открыто держала сторону этого бродяги и шла против меня, твоего отца, который… который…
Он остановился на минуту, сдерживая охватившее его волнение. Потом, помолчав немного, сказал:
– Ты уже слишком взрослая, чтобы наказывать тебя. И я слишком слабый отец, чтобы подвергать тебя наказанию. Только одно я могу сделать: не видеть тебя. Да, я не хочу тебя видеть до тех пор, пока ты не откроешь мне всей правды. А теперь ступай. Сейчас наши поймают Керима и доставят его сюда. Я не хочу, чтобы ты была свидетельницей этого. Ступай к себе и жди там моих приказаний.
«Поймают Керима! Поймают Керима! О! – мысленно прошептала я. – Силы светлые и темные! Вы, нежные ангелы горийского неба! Вы, черные духи кавказских ущелий, помогите ему! Дайте его ногам быстроту ног горного тура! И размах орлиного крыла! Святая Нина Праведница, в честь которой мне дано мое имя, услышь молитву дикой, ничтожной девочки. Спаси его! Спаси его, святая Нина! Сними тяжесть укора с моей души. Не дай ему погибнуть из-за меня, недостойной… Спаси его! И я вышью золотую пелену на твой образ в тифлисском храме, я, не умеющая держать иглы в руках и всей душой ненавидящая рукоделие!»
Низко опустив голову, я медленно поплелась по длинной чинаровой аллее. Странно, ни слова моего отца, ни его неудовольствие, которое привело бы меня в отчаяние в другое время, сегодня не произвели на меня большого впечатления. Все мои мысли, все мои желания были направлены только на одно: лишь бы Керим успел скрыться. Лишь бы посланные гонцы не настигли его.
Я быстро прошла по заметно опустевшим комнатам. Многие гости, испуганные происшествием, разъехались; некоторые из них, не успевшие еще собраться, толпились в наших просторных, устланных, по восточному обычаю, коврами сенях. Мое измятое, испачканное и отсыревшее платье, мои растрепанные косы и заплаканное лицо произвели, должно быть, на них далеко не радостное впечатление; я видела красноречивые пожатия плеч и недоумевающие взгляды. Навстречу мне попалась Люда.
– Боже мой, Нина! В каком ты виде!
Я судорожно повела плечами и отрезала коротко и грубо, как солдат:
– Отстань от меня! Какое тебе дело!
Я задыхалась.
В моей комнате, куда я скрылась от всех этих ненавистных взглядов и усмешек, было свежо и пахло розами, в изобилии растущими под окнами. Я подошла к окну, с наслаждением вдыхая чудный запах… Ночь, казалось, не спала. Она будто караулила в своем величаво-царственном покое, подстерегая какую-то невидимую жертву. Никем не нарушенная тишина царила в саду, в азалиевых кустах и темном орешнике…
Я подняла глаза к небу. Оно было темное и прекрасное, как всегда… И на душе моей было темно, неспокойно и бесконечно тяжело.
«Господи! – молилась я, поднимая взор к этому темному небу с прихотливо разбросанными на нем хлопьями облаков. – Господи, сделай так, чтобы его не поймали! Сделай так, Господи! Сними бремя с моей души!..»
