акцентом, преграждая мне дорогу. – Ты скользит на мой пол. Вернись свой кровать.
– Я должен узнать, что случилось с моими родителями. Что случилось с моими родителями?
– Я не знаю. Откуда мне знать? Вернись свой кровать.
Она загородила мне путь своей шваброй.
Я обошёл её. Я бросился к дверям палаты. Когда я был уже близко, они открылись, и ко мне поспешила вчерашняя серьёзная седоволосая женщина. Врач в белом халате за её спиной кричал: «Стойте!»
– Где мама и папа?
– Лукас, – сказала она слабым, уставшим голосом. – Лукас.
– Что случилось с мамой и папой? Где они?
– Пожалуйста, – подоспел тяжело дышащий врач, – Вам нельзя здесь находиться.
– Что случилось с моими родителями? Я хочу знать, что случилось с моими родителями! – я был в панике, мой голос становился напряжённее и громче. – Где мама и папа?
Женщина с седыми волосами коснулась моей руки, и меня тряхнуло. В ней было что-то знакомое. Она была вчерашним доктором, но знакомым было не это: она напоминала мне маму.
Тихо, как будто ей трудно произносить слова, как будто они были грубыми предметами, которые она вынимала из своего нутра, сказала:
– Они мертвы.
У неё были серые глаза со множеством чёрных точек.
– Мне жаль, Лукас, – сказала она.
– Вам принести воды? – спросил врач.
Женщина отвела меня обратно в кровать. Моим ступням было холодно на свежепротёртом полу. Она села рядом со мной и положила свою загорелую руку мне на предплечье. На ней были часы с красным ремешком из потёртой кожи. Секундная стрелка двигалась по кругу, и было странно, что она продолжала двигаться. Как она могла, когда мама и папа остановились, просто остановились?
– Я оставлю тебя с твоей бабушкой, – сказал врач. – Если что-то понадобится – зайдите ко мне.
Мне потребовалось немного времени, чтобы переварить его слова.
Я повернулся к ней.
На ней были вязаная жилетка и рубашка с коротким рукавом. Один край воротника был заправлен под вырез жилетки, второй торчал наружу. Её короткие седые волосы были жёсткими. Её кожа была бледной, как у мамы. Её лицо было широким. Её маленький рот выглядел печальным. Она выглядела вымотанной.
– Ты помнишь меня? – спросила она.
Я говорил с ней по телефону каждое Рождество, но виделись мы лишь дважды.
Бабушка.
По коридору мы шли не рядом. Расстояние между нами увеличивалось, когда мы пропускали престарелых пациентов на колясках и идущих навстречу посетителей. Меня удивляло, что все они выглядели… не то, чтобы счастливыми, но какими-то бодрыми. Санитар катил на кровати-каталке старую женщину, настолько хрупкую и невесомую, что голова её, казалось, вообще не продавливала подушку. Старуха смотрела в потолок, к её ноздрям были приклеены трубки.
