с Зойкой – притащит стул, заберется на него, к ее боку прижмется и сидит. Когда Зоя встает, он сползает со стула и ходит следом. А если взять его на руки, он цепляется за Зойку, как обезьянка, и от нее идет только к одному старшему мальчику, его тоже Костя зовут. После занятий дети провожают ее, наперебой рассказывают новости, и Зойке горестно и одновременно радостно слышать, что кого-то забирают приемные родители. Горестно, потому что в глазах остающихся столько недетского отчаяния и безысходности… А радостно, потому что кто-то обретет дом и семью. Она садится на корточки, обнимает молчаливого Костю, в его отведенных в сторону глазах стоят слезы.
– Костик, ужинать пора, – говорит старший Костя и берет младшего Костю на руки. – До свидания, Зоя Степановна!
До свидания, мои хорошие!..
Она идет в домик директора, передает слова отца и, стараясь не смотреть на детей, сидящих на скамейках, как галчата, направляется к машине. Она выезжает на трассу и до поворота к пешеходному мосту в ее голове неотступно крутится мысль: может, вернуться? Вот папа обрадуется!
«Поворачивай обратно и поговори как следует с дочкой! – ворчит Зойка-два. – Спроси у любого своего ученика: смог бы он сердиться на родителей? Да он бы даже вопроса твоего не понял! На родителей? Родители – это святое… Возвращайся и укажи ей на ее место, нечего нервы трепать. Ишь, дорогую юбку в четырнадцать лет нацепила! А на чьи деньги она куплена? То-то, пусть прощения просит. Насилие в семье? По заднице ей надо надавать, чтоб дурь вся вылетела!»
С Зойкой так бы и поступили – бабушка Марта когда-то отлупила ее, четырнадцатилетнюю, сапогами, купленными на рынке. Сапоги эти были на каблучке, впервые в ее жизни, они их вдвоем с папой выбирали. Папа одобрил, они на радостях по мороженому съели, бабушке ее любимые конфеты купили, «Скворцы». Но бабушка как увидела сапоги, как на Степу накинулась: мол, что ты из девчонки шлёндру делаешь. Конечно, она ж тебе не родная! Тебе мало, что она с Никитой по углам зажимается? Побитая Зойка поплакала и смирилась с тем, что сапоги бабушка продала, и, встречая их новую обладательницу, молча глотала слезы – уж очень хотелось ей пройтись по поселку в этих сапожках. А главное, чтоб Никита увидел. А вот по углам она с ним не зажималась, тогда они еще просто дружили, это все воображение бабушкино нарисовало.
Степа упреки эти принимал близко к сердцу, и единственное, что мог сделать, так это выпить – после смерти Нади он начал пить, но это никак не отражалось на его работе. Пил он обычно по субботам, в одиночестве, во флигеле – высосет грамм двести водки или самогона – и спать, он худой, ему много не надо. Все было нормально, но однажды он упал и разбил голову, и это сильно испугало Зойку.
– Папочка, пожалуйста, не пей! Если с тобой что-то случится, я в детский дом уйду, я тут не останусь, – плача и дрожа всем телом, сказала ему Зоя.
Он послушал дочку и стал пить понемногу, грамм по сто. Бабушка за это к зятю не цеплялась – в лужах не валяется, постель не мочит. Зарплата приличная – полторы ставки: кроме ставки учителя истории и права, у него было еще полставки учителя природоведения и биологии плюс за внеклассную
