гордость и те могучие порывы, которые делают человека готовым отдать жизнь во имя чего-то по настоящему значимого и любимого, и он еще раз убеждается, какой же жемчужиной польской нации и польского духа, каким достоянием родной Польши, всегда был и является ныне Ягеллонский университет в Кракове. Вот великий Игнац Хшановски, два года назад, в свои семьдесят, увенчанный золотыми лаврами Академии Литературы. Он учил молодого филолога Тадеуша сорок лет назад, раскрывал перед тем тайны польского языка, истинные и бесконечные смыслы со школьной скамьи знакомых строк, заставлял иначе увидеть и прочувствовать образы хрестоматийных романов и поэм. Пройдут десятилетия, быть может века, а его труды по прежнему будут становиться фундаментом сознания исследователей. Благодаря ему мы по настоящему понимаем самих себя и родную речь… Мицкевича и Сенкевича, всю сложность и противоречивость во взаимоотношениях великих изгнанников-«романтиков», видевших татарские степи и Париж, берега Черного моря и Швейцарские Альпы, но никогда не ходивших под тенью Флорианских ворот в Кракове и по Краковскому Предместью в Варшаве. Какими разными они ни были, как драматически не спорили бы подчас друг с другом, с разных сторон глядя на общее дело, на те же идеи и судьбу их страны, но одно роднило и сплачивало их нерушимо – неотделимая от их жизни и дыхания любовь к Польше, жажда видеть Польшу свободной. Благодаря ему, глубоко и мудро, с пристальным трагическим спокойствием глядящему со скамьи первого ряда старику, кумиру многих поколений аспирантов и студентов, мы знаем тайны, пронизывающие пятьсот лет польского слова. Вот рядом с Хшановски сидит Леон Стернбах, еще более пожилой великий старец, всё так же, как и в молодости, на манер польских шляхтичей, лихо подкручивающий к верху роскошные, но полностью поседевшие усы, родившийся в Вильно еврей. Польской академической коллегиальности, быть может последнему оплоту истинной польской шляхетности, претили ксенофобские предрассудки – сын известного виленского банкира-еврея, профессор Стернбах был гордостью польской литературы и науки, достоянием и гордостью самой польской нации, в каждом вызывал лишь трепетное почтение. Три года назад, решившись выйти на пенсию, но сохранив пост почетного профессора, он подарил Университету свою колоссальную, уникальную по качеству и подборке томов библиотеку, сопровождаемую собственными, многолетними и путеводными пометками. Никто не сделал столько для развития европейских связей Ягеллонского университета, сколько профессор и академик Леон Стернбах – ученый, признанный в научных обществах Вены и Парижа, Праги и Лондона. Благодаря ему изучение классических языков и созданной на них литературы, находится в Университете на самом блестящем уровне. Вот чуть поодаль сидят Михаил Седлецкий – выдающийся зоолог, потомок знаменитой академической семьи Кракова, и его коллега по факультету естественных