какой министры формируют свои кабинеты – исходя не только из личной симпатии. К тому же, чтобы заполучить Гвендолин в качестве гостьи, вовсе не требовалось приглашать кого-то неприятного – миссис Дэвилоу выступала в роли тихой, благопристойной дуэньи, а мистер Гаскойн с готовностью соглашался на любые предложения.
Среди тех домов, где Гвендолин не очень любили, однако с готовностью принимали, следует назвать Кветчем-Холл. Одним из первых светских раутов мисс Харлет стал большой обед у Эрроупойнтов, где произошло официальное представление ее местному обществу. Дело в том, что в тщательно подобранный по возрасту элитный круг из тридцати человек вошли представители почти всех достойных внимания семейств. Но ни одна молодая особа не могла сравниться с Гвендолин, когда та в белых одеждах, подобно видению, прошла по длинной анфиладе украшенных цветами и огнями комнат. Никогда прежде мисс Харлет не присутствовала на столь торжественных мероприятиях, но в эти минуты с восторгом ощущала, что произвела впечатление своим парадным выходом. Впервые увидевший красавицу наблюдатель мог предположить, что роскошные залы и множество лакеев вдоль стен – обычное явление ее жизни, в то время как кузина Анна, действительно хорошо знакомая с обстановкой, растерялась почти так же, как внезапно попавший в яркий луч света кролик.
– Кто это шествует рядом с Гаскойном? – поинтересовался архидиакон, отвлекаясь от обсуждения военных маневров, к которым, как истинный священнослужитель, питал естественную склонность.
А в противоположном конце комнаты его сын – подававший большие надежды молодой ученый, уже успевший прославиться новыми переводами греческих текстов, – почти в тот же момент воскликнул:
– Боже милостивый! Что это за античная богиня с великолепно поставленной головой и восхитительной фигурой?
Однако благодушно настроенному уму, желающему, чтобы все вокруг выглядели хорошо, было больно видеть, насколько Гвендолин превосходила и затмевала остальных. Даже красивая мисс Лоу, известная как дочь леди Лоу, внезапно показалась коренастой, неуклюжей и тучной, а мисс Эрроупойнт, к несчастью, также одетая в белое, сразу напомнила портрет дамы, в котором интерес представляло исключительно ее платье. Но если мисс Эрроупойнт пользовалась всеобщей симпатией за естественную простоту и легкость, с которой несла груз своего богатства и сглаживала странности в поведении матушки, то в привлекшем всеобщее восторженное внимание изысканном облике Гвендолин отмечалось нечто неуместное.
– Если внимательно рассмотреть лицо мисс Харлет, она вовсе не покажется красивой, – в разгар вечера заметила миссис Эрроупойнт в доверительной беседе с миссис Валкони. – Всего лишь обладает определенным стилем, на первый взгляд производящим неотразимое впечатление, но потом оказывается менее привлекательной.
Случилось так, что, вовсе того не желая, а
