справляется Мария. Уж сколько раз подруги говорили ей, что тут завидовать нечему, что Маша сирота и одна как перст во всем мире, а ты, глупенькая, радуйся тому, что и матушка с батюшкой живы, и сестрица замуж собирается, и два братца кадетские корпуса окончили. Но все равно – недолюбливала Варя Машу. Понимала, что сие недостойно, однако сделать ничего не могла. Или не хотела.
Итак, в коридоре послышались быстрые, легкие шаги и вскоре в умывальню через дортуар вбежала Маша Бирон.
– Журавская, машерочка, как ты?
– Получше, душенька… Почти хорошо, если честно.
– Ну, слава Богу! – Маша перекрестилась. – А профессор весь вечер только и говорил, что о тебе. Рассказал, что после лекции поехал в университет, где военно-полевую хирургию читает, и там беседовал с коллегами… профессорами, ну, которые по нервным болезням. А уж как домой вернулся, давай меня расспрашивать и о тебе, и о том, как ты спишь, и о том, как в дортуаре у нас все устроено, и какие трубы в умывальной, и какие стены в спальных комнатах…
– Забавно… А трубы-то со стенами ему зачем?
– Он подумал, что вода может быть плохой или кладка ненадежная. Дескать, люди с особо высокой чувствительностью сие первыми ощущают.
Лиза усмехнулась:
– Институтки слывут девушками нежными. Пожил бы профессор в нашем прекрасном институте… ну хоть неделю. То-то бы разочарован был… Тут, едва до постели доберешься, враз падаешь как подкошенная.
– Да, дружок, я так профессору и сказала. Но он мне не поверил. Тогда я ему ответила, чтобы он мадам Рощину расспросил – и о нас, и об установленных порядках. Но что же все-таки с тобой приключилось?
Лиза не ответила – далекий колокольный звон растворился в холодном ночном воздухе. О чем-то шептались подруги, но сейчас ей было не до того: предчувствие каких-то скорых перемен охватило ее. Она словно наяву увидела перед собой мундир с орденами, ощутила в руках цветы, услышала незнакомый, но невероятно родной голос. Жаль только, что Лиза не могла расслышать, что именно говорил этот незнакомый офицер. Не могла она разглядеть и его лица, хотя пыталась изо всех сил.
– …Лиза! Лиза, очнись!
Весьма болезненная пощечина обожгла щеку девушки.
– Ох, Тамара! Что ты себе позволяешь!
– Я позволяю, да-ара-агая? Я пытаюсь тебя в чувство привести, а вот что ты вытворяешь? И в обморок вроде не упала, а только на вопросы не отвечаешь, уставилась в угол, как будто там твой суженый прячется. Губами шевелишь, как рыбка на берегу…
– Ты права, дружочек. Я и впрямь пыталась своего суженого разглядеть. Вроде мундир вижу, эполеты, ордена… а лица разглядеть не могу, слышу голос, но не понимаю, что он мне говорит.
– Душенька, это ужасно! Следует непременно к доктору отправиться! Сей же секунд, немедля!
– Машерочки мои! Ну что за ерунда! Ни к какому доктору я не пойду. Что вы заголосили?
