ножами, но я уклонялась, а сейчас все так и разорвало моё бедное тело, измученное и посиневшее.
Я просыпалась, принимала кровь и засыпала, я чувствовала подле себя Эдриана, Докери и по отдельности. Они говорили со мной так ласково, будто я имею цену. А что было то?
Из записей этого происшествия:
– Докери, неси её в машину, – закричал Эдриан, сняв свою куртку и положив на дочь, – Я должен убить этих мерзавцев.
Её втащили в лабораторную. Докери рукой всё смахнул со своего рабочего стола и уложил её на свою операционную. Он достал шланг с водой, и направил холодную струю на её тело, испачканное кровью и сажей.
– Ножницы! – закричал он Эдриану. С виду спокойный и безмятежный, сейчас он выглядел на пределе своих сил и возможностей.
– Можете, выйти!
– Я могу помочь … – растерянно произнёс Эдриан.
– Пожалуйста, выйдите. Она в полу сознании. Вы должны охранять дом!
Эдриан послушно вышел, Докери моментально ножницами разрезал на ней всю одежду и обмыл струей воды. Он отвернулся и подготовил все инструменты, какие только у него были. «Вспомни, чему тебя учили, – произнёс он себе вслух».
Всё же эту боль не просто так забыть. Я могла просыпаться и не впадать в беспамятство. Даже я прогнала Дэмиана, который хотел проверить, как я. А как же я? Лежу, укутанная столетними простынями на операционном столе, принимаю по часам дурную кровь, плачу и гневаюсь на злой рок. Я в порядке, но мне очень больно.
– Сколько я у тебя? Док?
Я теперь стала звать его коротко и просто «Док», созвучно с фамилией и подходит по роду занятий. Он принял это прозвище.
– Неделю, – спокойно ответил док, – и пять часов 30 минут. Раны ещё не зажили, потому ты лежишь завернутой в специальную жидкость. Я над ней работал ещё в университете.
– Так ты всегда хотел быть на стороне нас, вампиров.
– Я хотел облегчить несправедливость, – Докери отошел от меня.
– Можно встать?
– Нет, – сухо ответил он.
– Я буду жить у тебя эту неделю? Месяц?
Вивьен заплакала, и никто не мог ни увидеть, ни услышать её стоны. Гадкое чувство было накануне, перед смертью, я чувствовала её костями, а сейчас – пустота, выедающая все внутренности, как червь. Папа приносил мне плеер, книги, Докери существовал рядом в маленькой комнате, а я сидела, читала, чувствовала себя похороненной заживо. Меня пока не ругали и это хорошо хоть. Папа даже успел написать мне записку, что спрашивает, а не уехать нам на мою родину, остров Мэн. Я ответила, что пока не надо.
– Спасибо за всё, что ты сделал, – она произнесла Докери, когда он осторожно, скромно ощупывал швы на руке и бедре.
– Это моя обязанность помочь тебе, – произнёс он, – Мистер Киршнер про тебя рассказал. Что у вас здесь каратели иногда приезжают.
– Надо бороться за право быть свободным. Это наша территория.
– Они остались в живых.
Меня
