объединяют этих людей – здесь они делятся последним глотком вина. Только что затравленные, избегающие любого общения, пробирающиеся сюда задворками, они, глотнув живительного зелья, мгновенно преображаются. Алкоголик живет ради этого мгновенья, когда все мысли становятся ясными и осознанными, все вокруг – лучшие друзья, которые всегда тебя поймут и поддержат. Сознание твое оттаивает, как замерзшая грязь под лучами мартовского солнца. Такая грязь страшнее всего – она затягивает, как трясина. Не дай Бог угодить в эту грязь, ибо даже выбравшись из нее, ты запачкаешь не только одежду и тело, но замараешь и душу.
VI
Что может быть лучше июньского утра? Очень немногое. Капли росы сверкают на листьях, в изумрудной траве деловито хлопочут бойкие воробьи, бодро звенят трамваи, смеются и галдят дети, вот девушка улыбнулась (кажется мне). Хорошо! Меня завораживал ритм жизни, и я с восторгом шагал с ним в ногу. Вдруг я заметил Юрку. Со свертком в руках он спешил в парк, в бильярдную. Это место считалось самым неблагополучным в нашем районе. Собиралась здесь хулиганская элита. В бильярдной и служил маркёром наш знакомый Виктор Иванович. Интервал почти в двадцать лет не помешал нам сблизиться. Казалось, в таком возрасте новыми знакомствами уже не обзаводятся. Тем более, столь юными.
По общему мнению – человек он хороший, хоть и бывший военный. Завсегдатаи заведения его уважали. Будучи человеком начитанным, ясным, а порой и ядовитым, свободным и ничего не ждущим от жизни, он притягивал к себе множество людей. Даже взрослые говорили о нем с оттенком почтения в голосе. За открытость и прямоту, за компетентность в политике и экономике, а главное – за умение пить и не пьянеть. Знал Виктор Иванович, гвардии отставной капитан, что надо пропускать тосты, а паузы между ними делать значительными. И навеселе всегда, но никогда не пьян. Армейская выучка. Когда маркёр пребывал под хмельком, то любил рассказывать об афганской войне, на исход которой, по его мнению, он существенно повлиял. Голос у него мягкий и приятный слуху – как у священника. Трудные годы изрядно потрепали бывшего капитана. Со скуластым, загорелым лицом, рукастый, тощий, он всегда был чрезвычайно подвижен. Необыкновенная худоба и невзрачность шли ему; Виктор Иванович носил их легко и с радостным достоинством, как кий у бильярдного стола. Медленно и не менее достойно пьянея, он становился словоохотлив и красноречив, в памяти своей легко отыскивая новые подробности уже не раз слышанных нами историй.
Вход в бильярдную был разрешен не всем. Личное знакомство с Виктором Ивановичем давало нам пропуск в «элитарное» заведение. Да и наши боевые успехи на субботних дискотеках не остались незамеченными. Нас здесь узнавали, и, пожалуй, уже признали. Червонец, Юрка и я иногда катали шарики, хотя понимали, что не любовь к «пирамидке» и «карамболю» собирала здешнюю публику. С утра до вечера в бильярдной тусовалась местная
