туча сизой лапой ослепительно царапнула лес вдали.
– Эх, Роджер! – с тоской вздохнул Норман, уставив потускневший взор на ту самую тучу, что в мгновенья грозовых вспышек обретала поистине ужасающее сияние. – Мы с тобой давно знаем друг друга. Столько войн позади, столько опасностей… И сколько их, должно быть, ещё будет!
– Тринадцать войн, и в каждой хоть раз да были в бою.
– И выжили! Волшебство какое-то… Ты веришь в волшебство, Роджер?
– Нет, дорогой мой Норман, по-прежнему нет.
– Почему? – спросил Норман, всем напряжённым телом повернувшись к расслабленному другу. – Иногда в мире происходят такие вещи, что без волшебства их и не объяснишь. Как некоторые в одиночку переворачивают историю?
– Не припоминаю таких замечательных людей. И я не сказал, что волшебства нет, – я сказал, что не верю в него.
Норман покрылся испариной.
– Я тоже…
– А что может сделать человек в одиночку? – Роджер развёл рукой, тем самым показывая своё наслаждение беседой. Пожалуй, он единственный из окружения Нормана, кто не только терпел, но и поддерживал склонность того к фантазированию. – Физически он такой же, как и его товарищи. Любые его свершения – на самом деле, их свершения.
– Плохо, что человек только волшебством, наверное, и может пересилить общество: люди в основном являются алчными и агрессивными, а адекватные находятся в меньшинстве и не способны ничего сделать.
– И ничего не поделаешь, друг! Мы не боги, чтобы менять миропорядок, увы.
– Мне иногда кажется, что нам вообще ничего не подвластно, даже наши действия и мысли. Скажи, Роджер, зачем мы живём?
– Если бы я знал, дорогой мой Норман… – Роджер покачал головой со снисходительной улыбкой, присущей наставникам, что отвечают на меткие вопросы своих подопечных.
– Каждому дано время, и каждому же предначертано умереть, – упрямо продолжил Норман, устремляя нездорово вытаращенные глаза в небо. – Что же человек должен сделать тогда до того, как умрёт? Провести свои годы в удовольствии или, наоборот, делах, в награду за которые получит деньги и опять удовольствия? Бордель напоминает!
– Что ж, человек должен постричься в смиренные монахи, – хихикнул Роджер, потянувшись к алкоголю. И чуть не захлебнулся: Норман смерил его таким взглядом, точно был смертельно оскорблён.
– Я не шучу. И погода, кстати, не располагает.
– Ничего не могу тебе на это ответить, Норман. И как я могу, если не задумывался никогда?
– В этом и проблема! Ты не задумывался, жена моя не задумывалась… Наши с тобой дети не задумаются. Сенат не задумается! Годы идут, люди гибнут на войне, а мы воспринимаем это как должное!
– А как ещё это воспринимать? – вздохнул Роджер, обречённо поставив бокал на перила. – Если ты хочешь знать моё мнение, Норман: сейчас только безнадёжные дураки продолжат обсуждать
