свете, сделало не только русское царское, но и французское королевское правительство, причем оба действовали через прямых и законнейших своих представителей: шефа жандармов Бенкендорфа и чрезвычайного и полномочного посла Франции барона де Баранта.
Статья Эммы Герштейн, написанная совместно с упоминаемым уже нами И. Андрониковым, «Дуэль Лермонтова с Барантом»[43] полна захватывающего интереса. Статья дает богатую документацию, хотя, конечно, далеко не полную. Но и того, что мы теперь узнали, достаточно для некоторых выводов.
Лермонтов ссорится с сыном французского посла молодым Барантом, и между ними происходит дуэль, причем Лермонтов стреляет в воздух, а Баранту, несмотря на все старания, не удается попасть в противника и убить его. Уже сидя на гауптвахте, Лермонтов дает такую характеристику всей этой иностранной «золотой» молодежи, которой так весело жилось в николаевском Петербурге: «Я ненавижу этих искателей приключений, эти Дантесы и де Баранты заносчивые сукины дети»[44]. Лермонтов неспроста сопоставил эти имена…
Посол де Барант хорошо знал имя Лермонтова еще до того, как его сын Эрнест так неудачно промахнулся, стреляя в нашего поэта. Нашлись добрые люди из той же самой придворно-аристократической среды, организовавшей убийство Пушкина, которые довели до сведения посла, что Лермонтов в своих стихах «На смерть поэта» ругает будто бы французов и Францию, и посол уже осведомлялся через первого секретаря французского посольства: правда ли, что Лермонтов в известной строфе своей бранит французов вообще или только одного убийцу Пушкина?».
Уже современникам была ясна прямая связь между этим недовольством, возникшим во французском посольстве по поводу стихов на смерть Пушкина, и вторичной ссылкой Лермонтова. Но дело то еще сложнее. В городе пошли слухи и о дуэли, и о том, что Лермонтов ничуть не стесняется в своих отзывах о молодом ранте. В разговоре с Белинским во время своего заключения Лермонтов характеризовал Баранта, как «салонного Хлестакова».
Но не дремали «свободы, гения и славы палачи», «жадною толпой» стоявшие у трона. Вмешалась снова, и на этот раз столь же оперативно, маститая салонная интриганка, жена канцлера Российской империи графиня Нессельроде, у которой еще не совсем высохла на руках кровь Пушкина: «Со вчерашнего дня я в тревоге за Баранта, которого люблю; у сына его месяц назад была дуэль с гусарским офицером… Государь сказал моему мужу, что офицера будут судить»[45].
Вскоре молодой Барант выехал в Париж. Тем не менее, его семья испытывала тревогу: ведь Лермонтов, узнав, что его противник уезжает, пообещал ему, что как только сможет, «продолжит дуэль за границей». Да и посол Барант хотел вернуть сына в Петербург. А для этого уж тем более следовало убрать Лермонтова подальше, например, на самую опасную крайнюю линию самого угрожаемого из флангов кавказской армии, другими словами, на последнюю станцию перед путешествием туда, откуда
Нессельроде М.Д. Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова, 1840 г. http://www.all-poetry.ru/biografiya26.html
