поражало то, что, принявшись петь «Коробочку» (в распространенном песенном варианте в нее входят 7–8 четверостиший), наши полуграмотные мужики исполняли ее, не прерываясь, не повторяясь, более полутора часов. Да и сам я, не будучи вундеркиндом, знал, например, назубок еще до школы «Генерала Топтыгина».
Я не жил и не родился в местах, исхоженных Некрасовым, но в местечковой любви жителей моего хутора Лопатино, что в Мордовии, к Николаю Алексеевичу не заподозришь. Но, право, они его знали и любили не меньше, чем костромские крестьяне. В хуторе также распевал народ знаменитые «Коробейники». Причем, уверяю, это вовсе не было плодом советской пропаганды Некрасова. Это все от души.
Работая в былое время в газете «Призыв» по молодости приходилось мне слышать не очень лестные отклики о себе, например, и думаете от кого? От земляков, из хутора Лопатино, где начальную школу закончил, где жил все 17 лет, учился в средней школе и летом подрабатывал, как и многие ребятишки в колхозе «Рассвет». Но это говорили так вроде по-свойски, по простоте душевной. Вот вам «народ» и «толпа». В своих краях впитал я великорусский говор, яркий, мудрый, своеобразный, богатый великими смыслами, необыкновенными оттенками чувств и человеческой красоты. Это от народа. Остальное от толпы. Однако будь бы жива моя деревня как в былые времена, я положил бы к ее ногам все, что скопил-приобрел и что делал, уверен теперь, лишь бы только добиться признания ее и одобрения. Ее – и никого больше.
Выходит: то, что мы называем народом – это душа, она внутри, а толпа – тело, оно извне. И по Некрасову так. Более того, он знает, что злое, негативное чаще всего кроется тоже внутри человека, хотя внешне многие стараются скрыть это. Для них «слыть», то есть казаться, важнее, чем «быть» на самом деле. Умением «и в подлости иметь оттенок благородства» во все времена, а в наши дни особенно, отличались и отличаются «благородные люди». В первую очередь либералы, наличие двойного гражданства совести у которых – родовая черта. Вот на них-то «порядочных людей», что хуже воров и разбойников (наша постсоветская действительность ярко это демонстрирует) и направил свое огненное оружие совести – гневный стих – Николай Алексеевич Некрасов. На них, а не на грубого мужика, в грехе погрязшего, на перепутье стоящего: «в монастырь пойти, или в разбойники?» И какие характеры, какие герои проявляются здесь в творчестве Некрасова: это и Влас с покаянным надрывом, чья великая сила души «в дело божье ушла», и подвижник-бунтарь, одновременно молитвенник Савелий, и Матрена, молящаяся в заснеженном поле, и разбойник Кудеяр (по народному преданию он основал Оптину Пустынь).
Но, объективности ради, тут я хотел бы обратить внимание на одну пикантную сторону личной жизни самого Некрасова, его почти чичиковскую способность обходиться с людьми. «Наживет себе капиталец»! – это Белинский говорил – не кто-то. Умолчу о резких характеристиках, данных Николаю Алексеевичу Тургеневым, Грановским, что был прямо-таки поражен непонятными противоречиями между мелким торгашом и глубоко чувствующим поэтом. Лев Толстой… Тоже…
Ну, Лев Николаевич, возможно, обиделся на эпиграмму, написанную Некрасовым на «Анну Каренину»:
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что
