на всю жизнь запомнился Косте и долго еще ассоциировался именно с баней.
В раздевалке старшина выдавал каждому мальчику маленький кусочек 1х3х4 см хозяйственного мыла, которые он заранее готовил, разрезая большие куски суровой сапожной ниткой. Командиры строго следили за тем, чтобы суворовцы мылись по-настоящему, а не просто стояли под горячим душем. Но поскольку сами они редко входили в мыльное отделение, то на выходе командир роты первое время встречал выходящих мальчишек и проверял качество мытья, потерев кожу на лодыжке. Если на этом месте появлялись характерные катышки, то нерадивый суворовец с позором водворялся назад в мыльное отделение.
Те, кто успешно проходил эту проверку, могли спокойно одеться и даже спуститься на первый этаж здания в вестибюль, где постепенно собирались суворовцы из разных рот. Здесь можно было встретить своих земляков и перекинуться с ними несколькими фразами, выяснив новости с родины, или узнать о последних событиях в других подразделениях. Старшие суворовцы старались в бане побриться, воспользовавшись наличием горячей воды, а потом, уже в вестибюле, подходили к автомату с одеколоном, и, отыскав в глубинах своих карманов пятнашку, бросали ее в автомат и умудрялись даже вдвоем успеть подставить под эту брызгалку свои раскрасневшиеся лица. Через несколько лет в училище построили собственную баню и водить суворовцев в городскую баню перестали.
Именно в такое раннее утро мама Эдика Денисова, которая жила относительно недалеко от училища, приходила увидеть сына и передать ему что-нибудь вкусненькое. Сначала она пыталась разглядеть среди одинаковых колонн именно ту роту, в которой должен был идти ее сын, потом подбегала ближе к взводу, в котором шагал ее ребенок, какое-то время шла рядом, выискивая глазами своего сына среди ребят, и кричала:
– Эдик, Эдик! Вот возьми.
– Не надо мне ничего! Я же тебе уже говорил, не надо приходить, – сердито отказывался мальчик.
Но мама забегала в строй идущих ребят и упорно совала ему в руки сверток, ни на кого не обращая внимания. Потом она, подобострастно улыбаясь, здоровалась с офицером, который вел роту в баню. Она была ослеплена своей материнской любовью, в этот момент не видела ехидных улыбок товарищей своего Эдика и не понимала, чем отзовется через несколько минут ее любовь для горячо любимого сына, потому что буквально сразу же раздавались насмешки. Мальчишки, не имеющие жизненного опыта, иногда не только не умеют сочувствовать своим товарищам, но порой проявляют даже жестокость.
– Маменькин сынок! – слышался громкий шепот Ченовардова.
– Эдичка, я тебе пирожки принесла, – кривляясь, тонкими голосами передразнивали и другие мальчишки. – Что сегодня будем кушать?
Эдик Денисов низко опускал голову и молчал, потому что в такие моменты ничего невозможно было поделать. Не мог же он объяснять ребятам, что мама растила его одна, отца у него
