в оскале сверкнув золотыми зубами, почесал за ухом:
– Что-то не так?
– Все нормально, – подняла руку Ломакс. – Дай нам еще минутку?
Парень демонстративно принялся разглядывать свой пескоструй и улыбнулся, подставив свету блестящие зубные протезы.
– Ясное дело, компанеро, – сказал он и через внутренний люк пролез в гулкое нутро корабля. – Только не слишком тяни. Гант через две минуты убирает шасси и спрашивать, готовы или нет, не станет.
Когда он вышел, Ломакс тронула меня за рукав:
– Обещаю, мы сделаем все возможное.
Я стряхнула ее руку.
– Но мне вообще непонятно, зачем вы все это делаете. Я самая обыкновенная. Чего вы от меня хотите?
– Отвезти тебя повидать моего старого друга… – сказала Ломакс.
На потолке загорелись красные вспышки предупредительного сигнала. С металлическим стоном стала закрываться наружная дверь шлюза.
– …старого близкого друга.
Я бросила отчаянный взгляд в сужавшийся проем – на город, который чуть ли не всю свою жизнь называла домом.
– Какой еще «старый друг»?
Ломакс потупила взгляд.
– Твой отец.
Люк закрылся, с последним, окончательным «ке-тунк» отрезав меня от Второй городской тарелки и знакомого мира. На корме зашумели двигатели, палуба под ногами завибрировала. В стеклянной панели за плечом Ломакс я поймала свое отражение: белый ершик волос, разные глаза, щеки в известке и засохшей крови.
Выставив вперед ладонь, чтобы не потерять равновесия, я переспросила:
– Отец?
Не сомневалась, что ослышалась. Но женщина не успела объяснить: корабельные коридоры заполнил вой сирены.
– Пойдем, – сказала она и, взяв меня за руку, провела в тесный пассажирский салон с шестью рядами кресел.
Ломакс помогла мне пристегнуться ремнями к пухлым подушкам во втором ряду, щелкнув металлической пряжкой, и едва она заняла свое место, как палуба задрожала.
Я вцепилась в подлокотники, все еще протестуя:
– Я не могу улететь.
Сердце у меня вдруг застучало молотом. В груди трепыхались бабочки.
– Выбора нет ни у тебя, ни у меня, – констатировала Ломакс.
В салоне пахло дешевым пластиком обивки. За подголовником переднего кресла засветился экран, показал вид на взлетное поле. Залязгали, отцепляясь, топливопроводы и шланги подачи воздуха и медленно втянулись в гнезда на бетоне площадки. В луче света вспыхнул гидразиновый пар, хлынувший из маневровых двигателей на корабельном брюхе.
– Десять до старта, – прокаркал чей-то голос.
Я тщетно искала глазами Мишеля – и он, и его фургон давно исчезли.
– Пожалуйста…
– Уже поздно, – покачала головой пожилая женщина.
Палуба снова задрожала, стены застонали. Изображение на экранчике дернулось. Шум двигателей усилился до рева, от которого
