и никто не вправе нам указывать, что делать и как себя вести.
– Как ты сейчас?
Он улыбнулся волчьей улыбкой:
– Именно так, черт побери.
– Но я ничего не понимаю в управлении звездолетами. – Я потерла левый глаз правой рукой и сдержала зевоту. – Я старьевщица. В космосе никогда не бывала.
– В твои годы и я не бывал. Деревенский паренек, родился и вырос в Марках. Я и в город-то не выезжал, пока не стал взрослым. Но я очень старался и потому скоро выучился. В наше время иначе нельзя было.
Я опасливо прищурилась на его изображение и вспомнила «Тетю Жиголо». Паника выплеснулась из меня словами:
– Это слишком! Я даже не знаю, с чего начать.
– Тесса введет тебя в курс дела, а через пару дней вы и меня подберете.
Я встряхнулась. Годы промысла закалили меня против слишком выгодных на словах сделок.
– Мне надо подумать. – Я зевнула, потирая лоб. – Если тебя на несколько часов выключить, ты вспомнишь этот разговор, когда снова включу?
– Главное – меня не перезагружать.
Я потянулась к кнопке на плеере.
– Вот и хорошо. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, доченька.
У меня словно застряло что-то в горле и не хотело глотаться.
– Не зови меня так, пожалуйста.
– А как? – озабоченно спросил Ник.
Я потеребила мочку уха.
– Только не так. Пока не надо.
Он не имел права изображать любящего отца. Не заслужил еще.
Если, конечно, он и вправду мой отец. Я отчасти подозревала обман, жестокий розыгрыш. С сиротами вроде меня чудес просто не бывает.
– Если уж надо как-то обратиться, зови меня Корделией, – сказала я. – В конце концов, это мое имя.
– Хорошо, извини, – понимающе кивнул Ник. – Пусть будет Корделия. – Он подпер ладонью подбородок. – А ты как будешь меня звать?
Нажимая большим пальцем выключатель, я шумно вдохнула носом и ответила:
– Это потом.
Проснулась я в спальном мешке. Плеер стоял на подушке, и в каюте, пока я отдыхала, ничего не переменилось. Никто ничего не трогал. Лежа на спине, я скользила взглядом по потолку, пытаясь увидеть мир глазами отца. Это, что ни говори, была его кровать. Несколько книжонок в бумажных обложках на металлических полках, придержанные медной проволокой, – его книги; и обтрепанные навигационные карты на стенах тоже его. Я решила, что над кроватью висит карта заливов и берегов Земли. Она изображала скопление зеленых островов, окруженных линиями глубин и какими-то непонятными значками. Контуры суши были ничем не заполнены, не то что на подробных зарисовках, которыми пользовались мы, старьевщики, – там обозначалась каждая комната и каждый проход. Тех, кому были предназначены эти карты, путь к цели интересовал больше самой цели: для них течения и мели были важнее городов и селений.
Мне через койку передавалась дрожь «Тети Жиголо»,
