Партии стали расходиться по кормовым местам. Егоров с Котовщиковым попали в партию Петра Коломина, отправлявшуюся в Кенайскую губу, где у артели было укрепленное зимовье на реке Касиловке.
Полсотни русских стрелков на больших кадьякских байдарах пошли из залива на запад. За ними двинулись чугачи в кожаных и долбленых лодках. Попутно они промышляли морского бобра и зверя на встречных островах. Вскоре к ним присоединились полтора десятка алеутов на быстрых и узких однолючных байдарках. У большинства русских промышленных, кроме стрелкового оружия были пистолеты, у иных – сабли, у всех топоры. Прохор Егоров кроме компанейских фузеи и топора держал при себе дедов мушкетон. Передовщик Коломин перед походом посмеялся:
– На кой он тебе, колесцовый еще? Возьми в долг пистоль! – Но, натолкнувшись на упрямство молодого стрелка, плюнул и смирился. Так Прохор Егоров вышел на свой первый промысел с преогромным дедовским крестом на животе и со старинным мушкетоном.
В Кенайской губе партия разделилась на две чуницы. Одна, под началом иркутянина Василия Иванова, пошла на север, к Касиловке, другая собиралась идти к Черно-Бурому острову с дымящей горой, но сородичи передали чугачам, а те передовщику, что в губу вошло много байдар под прикрытием пакетбота. По их описанию это была шелиховская артель.
Петька Коломин срамословил и скрипел зубами от наглости кадьякских соседушек, грозил перестрелять русских артельщиков, а нанятых ими туземцев заставить промышлять на себя. Но время было горячим, упускать его никто не желал. Тогда передовщик уговорил морехода Зайкова, известного всем партиям и артелям, плыть на двулючке со старовояжным стрелком Галактионовым в Павловскую бухту, чтобы растолковать непонятливым соседям, у кого больше прав на Кенайский залив. Сам же распределил чугачей по группам во главе с русскими промышленными и отправил на промыслы. Егорова, Храмова, Котовщикова, Баклушина, Третьякова и несколько инородцев оставил при себе и стал ждать посыльных на острове близ мыса Святой Елисаветы.
Зайков и Галактионов на пути к Кадьяку встретили шелиховскую партию, плывшую в Чугацкий залив: эта наглость была откровенней их промыслов на Касиловске. Новопостроенную Павловскую крепость лебедевские посыльные увидели издалека. Острог был поставлен в удобном месте, на бугре, недалеко от берега бухты, с трех сторон укрытой от ветров. Гостей заметили на входе в нее. Навстречу им вышел сам шелиховский управляющий в окружении дружков. В кафтане нараспашку, в бобровой шапке. Засуетились его дружки, с почтением, на руках вынесли на сушу лодку вместе с послами.
– Дорогим соседушкам хлеб да соль, лучшие пожелания в промысле, – приветливо улыбаясь, раскланялся Баранов.
Зайков удивленно уставился на его усы. Как купец и статский без чина носить их управляющий не имел права. Здесь не Московия и не Сибирь, но усов не носили даже солдатские и дворянские дети: ходили в бородах,
