кивнул Алексашке сникший Коновалов.
Тот, матерясь, закинул на плечо фузею, спустился вниз. Ворота чуть приоткрылись, из проема выскочил Ларион Котельников, спроваженный пинком в зад, виновато улыбнулся своим.
– Я ухожу, ребятушки, – сняв шапку, раскланялся Баранов. Издали глубокие залысины на белобрысой голове сливались в солидную плешь. – Коли жизнь заставит – приходите. Я вам помогу, встречу по-христиански, и сегодняшний день не припомню. Я ведь не такое говно, как ты, Гришка!
Шелиховские артельщики гурьбой двинулись к берегу. Баранов что-то говорил на ходу и размахивал бобровой шапкой. Коновалов несколько раз брал ее на прицел. Подстрекал нечистый попортить для куража, но Григорий не выстрелил, устоял перед искушением. Вроде бы и ветер стал стихать.
– Гришка-то струсил, – хохотал рыжебородый и конопатый Баламутов, усаживаясь в лодку. – Пугнули мы его изрядно. Так ведь?
– Нет, не так! – спокойно возразил Баранов. – Просто Гришка не такой дурак, как некоторые из наших.
– Струсил, – не унимался Баламутов. – У него в крепости два десятка калек. Мы бы их в полчаса связали… Даже девку к фальконету посадил.
– А они бы потом вернулись с промыслов, собрали человек двести против нас и разнесли бы Кадьяк, – спокойно сказал Баранов и добавил с печалью: – Мне бы таких удальцов, да я бы всю Америку под государеву руку подвел!
– Откуда лебедевские знают про «Меркурий»? – хмуро спросил Кабанов. В лодке настороженно примолкли. Василий Медведников пророкотал прокуренным басом:
– Не загремим ли кандалами, Андреич?
– Детушки, – с усталой печалью в голосе вздохнул Баранов. – Я ли не читал вам тайное послание Охотского коменданта за его собственноручной подписью? Из Петербурга донесли иркутскому губернатору, что для грабежей наших колоний снаряжен корвет «Меркурий» под началом англичанина Кокса и что появиться он должен под враждебным шведским флагом… Наш камчатский покровитель, коллежский асессор Иван Кох, дал мне инструкцию – в случае нападения врага победить его многоумством и природной нашей храбростью, каковой другие народы лишены… Так и сказано. Его послание всегда при мне! – Баранов похлопал себя по груди, под кафтаном клацнула броня. – А пока оно здесь – бояться нам нечего.
– Не носил бы ты кольчуги, а то потонешь вместе с письмом, – с опаской в голосе укорил Кабанов.
– Охотней спасать будете! – насмешливо подергивая усами, ответил управляющий. Он не договаривал, что с последним транспортом получил известие: война со шведами закончилась еще три года назад, по слухам, капитан Кокс умер в Кантоне от лихорадки. И теперь он, Александр Баранов, втайне от друзей ломал голову, какой корвет крейсировал возле Кадьяка под шведским флагом?
Горели костры. После удачного промысла на камнях рядами лежали туши бобров. По локоть в крови, промышленные снимали шкуры, мездрили, срезали жир с мяса. Едва не задевая людей крыльями, над лагерем носились чайки, дрались из-за лучших кусков.
