холодной влаги к лицу, вода залила ноздри, обожгла ссадины. Эстев с трудом приподнялся на коленях и посмотрел на возвышающуюся над ним стену палаццо и зев сливного отверстия, чернеющего в предрассветных сумерках. Он выбрался, а что дальше? Куда ему бежать? Ближе всего было до особняка, но там будут искать в первую очередь. Лучше всего было покинуть город, бежать как можно дальше, туда, где власть Протектората не так сильна. Мысли все еще перепугано скакали и путались.
– Эй, сюда!
Эстев шарахнулся от подбежавшего к нему мальчишки, поскользнулся и рухнул на живот. Чумазый семилетка с торчащим хохолком потянул его за рукав пропитавшегося маслом дублета:
– Да живей же, че расселся? Увидят!
Откуда здесь мальчишка? Эстев не ожидал встретить здесь кого-то еще. Разве что стражу, что подхватит его под белы рученьки…
– Не считай ворон! – возмутился мальчишка. – Ну же!
– Ты кто? – проблеял Соле, поднимаясь на ноги.
– Святой Гаудо! – фыркнул тот, зло сощурив глаза. – Ты головой, что—ли, пришибся? Или хочешь здесь остаться?
«Нет, я не хочу!» – подумал Эстев. «Бежать-то и некуда», – мелькнула вторая мысль, и ноги сами понесли по скользким камням, к маленькой, спрятанной между скал лодочке. На веслах сидел старик—нерсианин. Лысый, сморщенный, узкоглазый, в провонявшей одежде прибрежного мусорщика. Однако от Эстева пахло не лучше.
– Ложись, – распорядился старик, подняв рваную мешковину со дна лодки. – И чтобы ни звука.
Эстев снова засомневался. «Так просто довериться им? – промелькнуло в голове. – Первым встречным людям?».
– Куда вы меня отвезете? – спросил он.
– Туда, где никто не достанет, – старик воровато оглянулся. – Живей. Светает, надо успеть, пока туман.
Можно было бы и дальше упрямиться, только Эстев не видел в этом никакого смысла. Сам он не выберется. Соле шагнул на шатающуюся лодку, лег под рваную мешковину и безмолвно помолился Всеблагому. Лодка еще раз качнулась, когда мальчишка примостился у кормы, и двинулась в долгое путешествие.
Волны умиротворяюще качали Соле в своих объятиях, и он вдруг беззвучно разрыдался. Соленые слезы не давали никакого облегчения. Зачем он убежал? Только продлил неизбежную агонию. Ему ни за что не выбраться из этого города. А эти люди? Они легко могли причалить где-нибудь в Медном, сдать его в руки стражи или протекторов. При мысли о рыцарях веры Эстев ощутил животный ужас, слезы моментально смешались с испариной страха, в голову полезли отчаянные мысли. «Что, если прыгнуть за борт и выплыть к берегу?… Ох, дурак!, – оборвал он себя. – Из тебя же пловец, как из топора. А если завладеть лодкой?» – и снова себя остановил. Плеск волн смешался с горечью осознания, что он не посмеет взять на душу такой страшный грех, как убийство. Бессильный что—либо изменить, он остался заложником обстоятельств.
Через некоторое время к шуму волн прибавились крики
