руку.
– Он самый! – ответил Загряжский и вскинул вверх руку с поднятыми вверх тремя пальцами.
Офицеры дружно произнесли:
– О солнце, ты – живот и красота природы,
источник вечности и образ божества!
Тобой жива земля, жив воздух, живы воды,
душа времён и вещества.
Загряжский опустил руку, офицеры смолкли, а их командир, улыбнувшись, сказал:
– То-то же!
– Вот эту улыбку мы на холст и перенесём! – негромко воскликнул художник Филипп, зарисовывавший полковника.
– А перед нашими улыбками, – сказал Загряжский, улыбнувшись ещё шире.
– И перед нашим разудалым приветствием, – добавил Шальнов.
– И перед нашими изящными шутками, – продолжил Киселёв.
– Никто не устоит, потому что веселы мы! – с улыбкой завершил Загряжский и снова вскинул руку с четырьмя вскинутыми пальцами.
Офицеры тотчас дружно ответили:
– Благополучны дни
нашими временами,
веселы мы одни,
хоть нет и женщин с нами.
– Эти строки, – сказал Загряжский, – любого размягчат! А если про Дерпт ещё кое-что вставить?
– Кое-что уже удалось придумать, – заверил Стрешнев.
– Послушаем! – предложил полковник.
Поручик продекламировал:
– Мы до Дерпта доскакали,
здравствуй, Дерпт, гип-гип, ура!
В дверях показался трактирщик, за которым следовал официант с подносом в руках.
– А вот и наше фирменное блюдо, гости дорогие! С хренком и горчичкой! И с вареньицем на закуску! Милости просим отведать, господа хорошие!
Выздоровление заболевшего
Направлявшийся к императрице Екатерине лейб-медик Джон Роджерсон догнал шедшего к ней же Ивана Бецкого и хмуро его поприветствовал:
– Добрый день, Иван Иванович!
– Здравствуй, Иван Самойлович! К государыне?
– К ней.
– А что так мрачно? – спросил Бецкой.
– Нет счастья в жизни, – ответил медик. – Так в России говорят?
– О счастье говорить не буду – о нём разговор особый. Но государыня наша советует каждому быть весёлым, поскольку только это помогает нам всё превозмочь и преодолеть.
– И что тебе помогает не хмуриться?
– Сейчас вот это! – ответил Бецкой и показал Роджерсону измалёванную красками доску.
– Что это? – спросил лейб-медик.
– Икона. Из Архангельска привезли.
Роджерсон взял доску, повертел её и с удивлением произнёс:
– А что тут изображено?
– Святой лик. Или лики.
– Где? – поинтересовался лейб-медик. – Разглядеть не могу!
– Для того и несу государыне. Чтобы разобралась.
– В чём должна разобраться государыня? – спросила появившаяся из-за угла Мария
