орешник сказал, что слышал от ветра известие о судьбе моих близких. И в тот день я понял, есть вещи страшнее слепоты… Например…
– … одиночество, – закончила фразу мадам Софи.
– И тоска по близким, – добавил тихо Жокто, зная, что память вернёт его сейчас назад, к орешнику:
«А теперь, посмотри наверх! – орешник плавно поднял к небу ветви. – Видишь?» Маленький Жокто вдруг поверил, что сможет увидеть. Он задрал голову, но там ничего, кроме бездонной темноты не было. Он продолжал смотреть до рези в глазах, пока не потекли слёзы, и лишь тогда дерево ответило: «Там – ещё твой неродившийся цветок, который спускается с неба и дарит главное желание в жизни. Он сам выбирает, в чью ладонь лечь. Ты сотворишь это чудо. Не для себя, для других – твоё главное желание уже родилось и цветок тебе не нужен. Он нужен другим».
Мадам Софи, сжав ладонями чашку с остывающим чаем, долго сидела молча…
– Как странно… – наконец прошептала она. – Как странно, что цветок дарит желание, а не его исполнение… Но ведь в этом – глубокий смысл, не правда ли?
– Да, мадам, – кивнул садовник. – Я рад, что и вы так считаете. Как рад и тому, что этой ночью апельсиновый ландыш выбрал вас.
Вовка сидел, раскачиваясь и представляя себе, как это всё было… И мадам Софи, и землетрясение, и Жокто… маленький, слепой, потерявший семью и когда-то потом – самый великий садовник мира.
– Анна? – Вовка повернулся к Вике. – Мадам Софи, её желание… Чтобы Жокто нашёл свою сестру Анну?
– Не совсем… – Вика снова взяла Вовкину руку.
– А что?
– Слепому трудно искать человека…
– Он снова стал видеть? Ну, скажи!
Вика погладила лепестки ландыша…
Ольга Витальевна осторожно оглянулась – вокруг ни души: детей уже развели на послеобеденный сон. Кроме Вовки с Викой. Она упросила разрешить им не спать днём, зная, что разлука для них мучительна. Осторожно вытащив из кармана пачку сигарет, прикурила…
– Курим? На рабочем месте? – по-доброму прошептало над ухом.
Ольга улыбнулась – с таким «наездом» мог быть только один человек в мире, её директор, Кирилл с уже архаичным отчеством Викентьевич. Рядом с ним стоял высокого роста средних лет брюнет с тёплым обворожительным взглядом. Ольга прижала палец к губам. Брюнет понимающе кивнул и прошептал:
– Я знаю, у них очень острый слух. Я – Чермышев, из Сербского…
Кирилл тихо добавил:
– Их звезда по детской психиатрии.
Ольга почувствовала что-то родное, близкое, человека, который полюбит детей также, как она сама. Чермышев стоял рядом, внимательно вглядываясь в Вовку и Вику. Потом прошептал:
– Простите, Ольга Витальевна, меня так быстро сорвали… Я не успел всё схватить.
