вере, языке и культуре, не говоря уже об общем происхождении, что, с точки зрения стороннего и беспристрастного наблюдателя, это – только две части одного великого русского народа»[148].
Эта близость, в частности, выражалась в трудности определения их этнических границ. По классификации, которую предложил польский исследователь Ю. Хлебовчик, такой тип культурно-языкового пограничья, при котором этнические границы между соседними этносами оказываются размытыми, называется «переходным». Размытость возникает из-за высокой степени этноязыкового родства между данными этносами, на базе которого возникает и развивается генетическое двуязычие населения переходного пограничья, двуязычия как массового феномена, как общественного (а не лично-индивидуального) процесса. В таком случае между этносами отсутствует четкая демаркационная граница, и последняя существует в виде довольно широкой переходной зоны, в которой наблюдается нарастание или сокращение числа тех или иных этноязыковых черт[149]. При определенных условиях двуязычие и культурная диффузия этносов могут послужить факторами, определяющими национальное развитие данного населения. Именно таким было (и является в настоящее время) пограничье между великороссами, малороссами и белорусами, в отличие, скажем, от пограничий между западно– и центральноевропейскими народами (или даже поляками и украинцами), относимых к пограничьям «стыковым». В случае с польско-украинским пограничьем определяющую роль играли религиозные различия (католики-православные и даже католики-униаты). Общность происхождения, этническая, культурная и языковая близость в известной степени затрудняли выделение особой украинской идентичности как антитезы идентичности общерусской и даже долгое время ставили (и отчасти продолжают ставить) ее под сомнение. И хотя украинская идентичность все же завоевала себе право на существование, далось это ей в нелегкой борьбе, отнимавшей немало времени и сил, когда постоянно приходилось доказывать, в том числе самим себе, правоту и обоснованность отстаиваемого дела.
Еще одним следствием отрицательной доминанты украинского движения стала его растущая радикальность, антироссийская и антирусская направленность. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с источниками, ведущими свое происхождение из самого движения. Характерна, например, следующая выдержка из журнала «Украинская хата» (1912. № 6): «Если ты любишь Украину, ты должен пожертвовать любовью к другим географическим единицам. Если любишь свой язык, то ненавидь язык врага… Умей ненавидеть. Если у нас идет речь об Украине, то мы должны оперировать одним словом – ненависть к ее врагам». И далее: «Возрождение Украины – синоним ненависти к своей жене московке, к своим детям – кацапчатам, к своим братьям и сестрам кацапам, к своему отцу и матери кацапам. Любить Украину – значит пожертвовать кацапской родней»[150]. Ненависть к России – и как к политико-государственному организму,
Цит. по: Там же. С. 114–115.
Цит. по:
