увидел, что лица сидевших солдат стали в его лучах бронзовыми. Он снова потянулся было к Ильдусу, но в этот момент резко вспыхнула лампочка на потолке.
– Приготовиться!
Сегодня первым в ряду стоит Вагиз. Прыгать первым особенно страшно. Это как нырять в безграничный океан. Но в самолёте было так душно, что хотелось быстрее прыгнуть, как в воду. Эх, в самом деле, искупаться бы сейчас! Есть ли на свете что-нибудь более приятное, чем купаться в тихих озёрах возле Камы?
Когда отец работал на карьере, Рифкат каждый день носил ему обед. Перекусят, улягутся навзничь на душистую траву и смотрят на облака: они медленно плывут над их головами.
– Кем ты у меня станешь, когда вырастешь? – спрашивает то ли у сына, то ли у себя отец.
А Рифкат не знает, что ответить и надо ли отвечать.
– Пап, а почему дедушка к нам в Нижнекамск не переезжает? – отвечает он вопросом на вопрос. – Ведь трудно одному в деревне. Жил бы у нас, а?
– Сколько раз мы его пытались уговорить – всё тщетно! Ты же знаешь его, приедет, поживёт день-другой и заводит свою песню: «Ильметь, Ильметь» – и вздыхает, как будто его посадили в клетку. И Ильметь его рядом: переехал за Каму – и вот оно, это село. Нет, трудно оторвать человека от основ, корней, от родной земли…
– Пап, но вы с мамой ведь оторвались, переехали в город.
– Нас, сынок, гоняла нужда. После войны в поисках счастья многие двинулись в шахтёрские края… И мы с мамой за ними. Ещё женаты не были— просто односельчане. На чужбине вдвоём нам было легче, так дружба переросла в любовь, создали семью, потом у нас появились вы. А родное село никак не выходило из памяти, так скучали, что ночью даже деревенские собаки снились. С дедовской землёй связь кровная, её просто так не разорвёшь… Потом услышали, что рядом с Ильметью на Каме строят большой город, и вернулись ближе к дому. Да вот до родного села всё-таки не добрались. Оказывается, трудно вернуться туда, откуда ушёл в юности. Как будто хочешь вернуть то, что когда-то безжалостно предал…
Рифкат откидывается навзничь и пристально, не отрываясь, смотрит, как высоко-высоко в небе парит жаворонок.
– Пап, а я вырасту и вернусь в ваше село. Будем вместе с Харисом-бабаем сено косить, дрова возить. Научусь играть на гармошке…
– Хе-х-х, – усмехается отец. – Поглядим, сынок, когда подрастёшь…
Он неторопливо надевает фуражку и, широко шагая, уходит к экскаватору. Уже с гусеницы оборачивается и кричит Рифкату:
– Сын, садись ко мне, водить научу!
– Нет, пап, я лучше рыбы наловлю на уху!
Удочки у Рифката всегда с собой. Укрепив удилище на крутом берегу, он спускается чуть в сторону и ныряет со скользкого глинистого откоса. Но держится возле берега – без отца или Анфисы` заплывать далеко страшновато. Нет, он не боится утонуть – просто не переносит одиночества. Одному скучно и по улицам ходить, и дома оставаться. Если рядом нет человека, становится
