она вся там, на реке, в летних знойных днях своей первой любви.
Тоня набирала Славкин номер телефона. Пальцы ее дрожали, плохо попадали, и она дважды ошиблась.
– Алло, Вас слушают.
Тоня растерялась. Она не была готова услышать женский голос.
– А Славу можно? – осипшим голосом спросила она.
– А Славы нет дома.
Голос был спокойный, уверенный, чуть нараспев.
– Мать – подумала Антонина.
Пауза затянулась.
– Может быть, ему что-нибудь передать?
Страх и отчаяние, которые раздирали Тоньку изнутри с того самого момента, как она узнала про Любу, всё напряжение последних трагических дней вылилось у нее в отчаянную, сбивчивую, взахлеб речь по телефону.
Тоня выложила всё: как Слава с Любой сплавлялись летом в одной байдарке, а к концу похода спали вместе в одной палатке, уже не таясь от приятелей, и как Слава ни разу не захотел увидеться с Любой после похода, а когда в компании встретились, то даже не подошел.
По мере того, как она говорила, происходящее отодвигалось от нее, осмысливалось, вырастало, и Тоня со всей отчетливостью поняла, как близко Люба была от смерти. Ее подружка, которая еще позавчера была живой теплой девушкой сейчас полутруп, бледный, измученный, едва дышащей.
Видение истерзанной Любы, мелькнувшее в воображении Тони вызвало новые слезы, и она зарыдала в голос.
– Алло, алло – звучал среди ее всхлипов женский голос из трубки.
– А где сейчас Люба? – спросила мать Славы. Сейчас Тоня уже не сомневалась, что это его мать.
– Она сейчас в больнице. У Вас, в Долгопрудном, в двадцатке лежит. Третий корпус, пятая палата.
– Хорошо, я схожу туда и поговорю с ней.
Тоня шмыгнула носом.
– Только гадостей ей никаких не говорите, – запальчиво крикнула она.
Но в трубке слышались долгие гудки.
Нина положила телефонную трубку, взглянула на часы. Было около пяти.
Посещения до семи, подумала Нина и тяжело вздохнула. Надо идти, и идти лучше одной. Без сына.
Через полчаса Нина с пакетом, в котором лежали апельсины, кефир и колбаса, стояла в пятой палате и оглядывалась по сторонам.
Из шести человек лежащих в палате только худенькая девушка с капельницей у окна могла быть Любой. Остальные отметались, возраст был не тот, когда травятся из-за несчастной любви.
Сейчас у кровати Любы сидела старая женщина с платком на голове и что-то тихо и жалобно тягуче говорила лежащей, а та отвернулась к окошку, смотрела на мокрые ветки деревьев за окном и молчала.
– Вам кого? – спросили Нину.
– Извините, я ошиблась.
Нина решила переждать посетительницу,
