ухом к желтоватой коре. Пашка тут же пристроился рядом, тоже прислушался. Ему показалось, что где-то в глубине стройного сильного ствола звучит и звучит одна прекрасная и гармоничная нота. И в ответ на эту ноту шелестят ветки соседних деревьев. И даже птицы поют, вторя песне главной сосны.
От коры остро пахнет смолой, летом, жизненной силой. И сосна поёт о лете, о чудесном времени, когда нужно расти, тянуться к небу, давать начало новой жизни.
– Слышу, – прошептал он.
– Замечательно, – девушка погладила сосну по шершавой коре, шагнула в сторону. Прядь волос попала в смолу, приклеилась к дереву, но королева словно не заметила этого. Шагнула ещё дальше, оставляя дереву несколько светлых волосков.
Потом она прищурилась, немного склонилась к земле, что-то рассматривая. На земле плясали солнечные пятна. Это утренние лучи пробивались через кроны деревьев, создавая у подножия стволов причудливые узоры. Королева опять улыбнулась и принялась перепрыгивать из одного светового пятна в другое.
– Беги за мной! – крикнула она Пашке. – Я нашла тропу ко дворцу Элиндиля.
Они выбежали на огромную поляну и закружились среди цветов, распугивая кузнечиков и тревожа важных божьих коровок. Играли в догонялки, и Пашка всё время выигрывал, потому что королева путалась в длинном подоле своего золотистого платья. Искали вход в королевство эльфов, но сегодня им это не удалось, а когда Пашка уже совсем собирался расстроиться, королева утешила его:
– Ничего страшного. Королевство специально заколдовано от чужаков. Не каждому дано увидеть его. Представляешь, что бы творилось, если бы каждый шлялся туда-сюда. Потерпи немного. Королевству надо присмотреться к тебе, тогда оно откроет свои ворота.
– А кто туда-сюда шляется? – полюбопытствовал Пашка.
– Тролли всякие, – нахмурилась Ангелина. – Орки опять же. Да мало ли в болотах и пещерах нечисти.
– А тролли страшные?
– Страшные? Нет, пожалуй. Противные. Невоспитанные. Грязные. Топчут своими ножищами цветы и ростки деревьев. Очень грубые. Могут поймать эльфа и по неосторожности помять ему крылья. И пахнет от них. Фу-у-у-у.
Пашка почему-то вспомнил дядю Гришу, который жил у них во дворе в городе. Он был именно такой: грязный и пахло от него неприятно. Постоянно спал на скамейке возле детской площадки, и бабушки со двора ругались на него:
– Совсем Гришка спился! Алкаш!
А он, оказывается, не алкаш, а просто тролль, который заблудился и не может найти свою пещеру.
Вечер. Пашка копается в сарае среди забытого барахла, которое родители годами свозили бабушке в деревню. И выбросить жалко, и в квартире уже нет места. Пусть полежит здесь. Старая стиральная машинка, Пашкина детская коляска, обязательные лыжи, ржавые поломанные санки, продавленный диван, уже изгрызенный мышами. Огромный плюшевый медведь без головы. На шее медведя – поцарапанный деревянный диск с кривым металлическим стерженьком. Пашка помнил, что этот медведь когда-то мог вертеть головой и ревел, если его валили набок. Мешки со старой маминой одеждой. Вот именно это и нужно.
