Как их… Velociraptor.
– И как? – заинтересовался Блюмкин.
– Бегают кусачие, но дрессировке поддаются. Ладно, пойду я, мне ещё делегата снизу встречать, он на недельку отдохнуть приехал.
Человек с удостоверением ушёл.
Яков сел на табуретку, чтобы подумать. Думал о том, что цвет астрала и отголоски эгограмм ничуть не изменились после революции. Разговор же с человеком, с удостоверением полностью повторял беседу с половым в отеле «Купецъ» в 1915 году.
«Видимо, это оттого, что коммунизм ещё не наступил окончательно», – решил Яков Григорьевич и приступил к делам.
Одним из первых дел, сделанных Блюмкиным в своих новых апартаментах, стал обрыв обоев на стене в спальной комнате. Под новыми, яркими обоями обнаружилась старорежимная стена, а на ней надпись, начертанная эгограммой умирающего человека. Надпись гласила:
«Если нет души, что тогда возникает и исчезает? Невежды, которые цепляются за концепцию возникновения и исчезновения, не понимают красоты боли и, следовательно, не знают, что такое Нирвана».
Блюмким задумался над тезисом – «настоящие это боль», но думал недолго. От всяких мыслей отвлекло хождение по кабинетам, плавно перетекающее в скитание. За месяц от этого процесса Яков Григорьевич оторвался лишь единожды, да и то не по своей воле. Его остановил человек с алой эгограммой и предложил посидеть на скамейке и посмотреть на уточек. От такого предложения нельзя было отказаться.
– Яков Григорьевич, вы несильно изменились с нашей последней встречи.
– Возможно, я давно не имел дел с зеркалами. Как мне вас теперь называть?
– Товарищ Эвер. Пусть будет так.
Они помолчали ровно четыре секунды. Мимо проковыляла старуха с очень злым лицом.
– Так, товарищ Эвер, чем я вам обязан?
– Дело в том, что в наших кругах наслышаны о вашем предприятии, и она считает, что вам необходимо взять с собой мальчика.
– Именно она?
– Да, именно она.
– Я возьму с собой одного из отмеченных вашей печатью детей. Пренебречь её желанием в наших реалиях непростительно.
– Да, один из пионеров столицы прекрасно подойдёт для вашего вояжа. Вам подберут юнца с красной сигной на шее.
Товарищ Эвер засмеялся, а Блюмкин лишь кисло улыбнулся. В отличие от него товарищ Эвер никогда не имел глупости снимать шляпу или сапоги при людях. Для этого были свои причины.
– И учтите, товарищ Блюмкин, возвращаться вам противопоказано. У нас, – Эвер указал глазами на мостовую. – И на самом верху считают, что Шамбала – это ваше место.
– А если я вернусь? – запальчиво поинтересовался Яков Григорьевич.
– Полночь, фонарь, аптека… А как этот коротышка сумел так высоко петельку-то закинуть? – пародируя чей-то фальцет, предупредил собеседник Блюмкина.
Они холодно попрощались и стремительно разошлись.
***
