нападения и саботаж, а пожалуй, и контрабанда имеют один источник. В последний месяц обстановка в Ряженом мутится явно организованно.
– Есть мысли, догадки – кто именно мутит?
– Известно, вполне. Черти. – Нас нагнал фельдшер.
– Черти?
– Нападавших так и описывают: шерсть, рога, копыта… Поймать пока не выходит. Вот, пришли. Тут вас и разместили.
В комнате, которую мне определил хозяин, я пристроил в углу на вешалке тяжелый от сырости плащ. Попросил немного времени собрать все нужное.
Раскрыл саквояж, проверяя, не забыл ли чего. Турщ сел на лавку у окна, достал папиросу. Фельдшер с любопытством разглядывал содержимое моего саквояжа. Прищурился, всматриваясь в коробку с порошком.
– Это для дактилоскопии, – пояснил я.
– От греческого – «палец» и «смотрю»? – уточнил фельдшер.
Я кивнул:
– Рисунок кожи на пальцах индивидуален. Непревзойденная вещь для определения личности. Нужен особый порошок, но в крайности подойдет и толченый грифель, и хорошая дамская пудра.
Фельдшер бросил рассматривать коробочку и потянулся за тростью.
– Пойду вперед, подготовлю все, – заговорил он деловито. – Тело мы опустили в погреб, там подходящая температура, молоко не киснет, бывает, что и неделю. Но поторопиться с аутопсией нужно. Третий день, жители возмущены, что не даем хоронить.
Турщ с фельдшером переглянулись неожиданно мирно.
– Приходили женщины, вышла тяжелая сцена. Уже и домовину сколотили, и яму выкопали, и погребальное сшили. А вот отец и братья в стороне. Она ведь для них безбожница-активистка…
Он вышел.
Я прикинул, во что бы переодеться. Понятно, что при такой погоде перемены мне хватит ровно на полчаса, но уж больно противно липла к телу промокшая от дождя рубашка.
На улице послышались крики. Бросив папиросу, Турщ выскочил за дверь. Я выглянул в окно, но через запотевшее стекло ничего не увидел. Схватив плащ, кинулся следом, закрывая на ходу саквояж.
– Опоздали! – Фельдшер Рогинский махал руками, торопил нас. – Мать и кое-кто из местных забрали тело! Увезли в церковь!
Мы почти бежали по улице.
– Этого нельзя допустить! – кричал я Турщу, думая, что если тело успели подготовить для похорон, то уничтожили все улики, которые еще можно было бы найти. – Как же вы проглядели?
Тот так опешил, что начал оправдываться:
– Это ж такой народ! Категорически любого выпада, подлянки можно ждать! – Он остановился, развел руками.
Фельдшер пыхтел, багровея от быстрого шага. Выговорил, задыхаясь:
– Больница не острог, охраны там нету!
Турщ, с досады далеко сплюнув, шагнул, чтобы не попасть себе на начищенные сапоги.
– Нужно задержать погребение, – сказал я. – Либо успеем, либо придется эксгумировать.
– Выкапывать,
