страсть он питал к ножам, причем штатным, очень даже неплохим, предпочитал самолично изобретенные и изготовленные. Роль тренера благотворно сказалась на его характере, сделав его из отвратительного всего лишь несносным, и на свои дурацкие вопросы мы получали вполне терпеливые ответы.
В одном из двухминутных перерывов, скупо разбросанных по учебному дню, наш парень по имени Тед Хендрик обратился к Зиму:
– Сержант, ножики метать – дело, конечно, нескучное… но зачем этому учиться? Какой практический смысл?
– А ты представь, – посоветовал Зим, – что у тебя из оружия только нож. Или даже его нет. Какие твои действия? Помолиться да умереть? Или кинуться в бой, авось получится продать врагу ферму? Сынок, это не игра, это реальность, шашки можно смешать и сказать «сдаюсь», но война – это не шашки.
– А я о чем, сэр? Предположим, вы с голыми руками. Ну, или с ножиком – без разницы, если противник увешан самым опасным оружием. Вы же ничего ему не сделаете. Победа будет за ним.
– Ты совершенно не прав, сынок, – ответил Зим чуть ли не ласково. – Не бывает «опасного оружия».
– Чего-чего… сэр?
– Не бывает опасного оружия, бывают опасные люди. Мы, инструкторы, пытаемся тебя сделать опасным – для врага. Пусть нет ножа, но пока остается хоть одна рука или нога, пока ты дышишь – ты опасен. Чтобы лучше меня понять, советую прочесть «Горация на мосту» или «Гибель „Славного Ричарда“»[17] – в лагерной библиотеке найдется и то и другое.
Но давай рассмотрим случай, о котором ты говоришь: я – это ты, и у тебя есть только нож. Мишень позади меня – вражеский часовой, и у него любое оружие, кроме водородной бомбы. Надо снять его тихо и быстро, чтобы не позвал на помощь.
Зим слегка повернулся, и – бац! – в центре мишени номер три вибрирует рукоятка ножа. И когда только успел выхватить!
– Видишь? Лучше носить два ножа. Но хоть с ними, хоть без них ты должен снять часового.
– Э-э-э…
– Тебя что-то еще беспокоит? Спрашивай. Это моя работа – отвечать на твои вопросы.
– Да, сэр. Вот вы говорите, нет у часового водородной бомбы. Но в том-то и дело, что есть. Будь это наш часовой, у него была бы… И у того часового, который не наш, она, скорее всего, имеется. Я не про самого часового, а про тех, на чьей он стороне.
– Понял тебя.
– Ну… Так вы согласны, сэр? Если можно взорвать водородную бомбу, и это, как вы сказали, не шашки, а все по-настоящему, война без дураков, – разве не глупо красться по лесу и ножики бросать? Только зря погибнем… и войну продуем. Есть настоящее оружие, вот его и нужно применять, тогда будет победа… Какой-нибудь профессор нажмет на кнопочку и снесет куда больше, чем мы все этими прадедовскими игрушками.
Зим медлил с ответом, что было не в его характере. Наконец он произнес самым что ни на есть мягким тоном:
– Хорошо ли тебе служится в пехоте, Хендрик? В любой момент можешь подать рапорт.
Хендрик
