точно не считал проблему такой уж важной.
Домовой приуныл, а Степанида пощекотала его ухо усиками и сказала:
– Есть идея, как пристроить Полупуда к делу. Ему в скорости не до нас станет.
Мышь подвинула к себе лист бумаги, чернильницу и принялась писать хвостом рапорт Гургенову. Степанида очень старалась, самоотверженно пачкаясь чернилами и рисуя завитушки на заглавных буквах. Она могла бы и карандашом нацарапать текст, но из-за вредной привычки всё грызть, боялась не закончить важного дела. Степанида вспоминала казённый язык деловых бумаг, которым писали все сотрудники в отделе, и старалась не ударить усатой мордочкой в грязь перед начальством.
«В виду оптимизации кадровой работы предлагается направить кота Полупуда для прохождения службы в отдел по борьбе с малолетними нарушителями. Во избежание роста правонарушений и в целях воспитания чувства доброты предлагается чтение Полупудом народных сказок, разучивания стихов и песен с подростками, а также профилактическая глажка по спине с последующим умиротворяющим мурлыканьем. Поставить Полупуда на довольствие в звании рядового, с испытательным сроком в месяц. О результатах работы спрашивать по всей строгости закона».
Степанида перечитала и задумалась. Фраза «По всей строгости закона» была идеальной. А вот «чувство доброты» совершенно не вязалось к делу. Степанида со вздохом вычеркнула лишнее и дала прочесть Бороде. Тот посоветовал заменить «подростков» на хулиганов, но Степанида воспротивилась и дала прочесть Матузкову. Тот остался доволен и поставил свою подпись.
– Это для соблюдения принципа субординации.
–Чегошеньки? – захлопала глазами Степанида, услышав восхитительно новое канцелярское слово, и повторила его шёпотом.
– В милиции такой порядок. Мелкая лейтенантка подаёт рапорт капитану, а уж я – начальнику милиции. Я над вами Старшой, он – надо мной. Ну и что, что Гургенов у нас мягкотелый? Рапорт – бумага казённая, реагировать придётся. Правильно действуешь, Степанида, у нас в милиции только так: один другого подсиживает, подставляет и подкузьмить стремится. Так что ты приживёшься тут.
«А я?» – подумал домовой, но вслух не спросил. Он вёл унылый счёт своим промашкам. Неделю он болтался в Кольчугинском отделе, а нечисть себе не подчинил, авторитета не заработал. И не только потому, что дурная слава об отрубленной бороде долетела за ним из хутора Кривого. Причиной был простой в деле Плотникова.
– Матвей Иваныч, что у нас с расследованием пожара? – вскинул на следователя грустные глаза Борода, – что-то я кручинюсь от безделья.
– Сегодня будем допрашивать свидетеля, – ответил Матузков.
Глава 6. Бесполезные свидетели
Свидетелем оказался щуплый парнишка лет восемнадцати, вертлявый и нервный. Он не смотрел Матвею Ивановичу в глаза и на все вопросы юлил: «Не помню, не знаю, давно Витю не видел. Даже не в курсе, что он убит». Домовой наблюдал за допросом с высоты несгораемого
