ответила свинья. – Это тоже придумали люди.
– Значит, они… всё-таки хорошие? – робко промямлил медвежонок, изо всех сил хватаясь за последнюю надежду.
– Хорошие, – буркнула свинья. – Для своих маленьких детёнышей. Для них поются песни, для них покупаются такие вот глупые медвежата, чтобы детёныши отрывали им лапы. А потом люди бьют этих детёнышей по голове.
– Своих же? – ахнул медвежонок, всё ещё пытаясь верить, что понял свинью совсем не так.
– Своих же, – подтвердила свинья.
– Но почему?
– Потому что могут, – просто сказала она. – Потому что могут.
***
Утром Бо проснулся с температурой.
Он знал, что нужно идти на работу, потому что за прогул вычтут из зарплаты, хотя казалось бы, из такой зарплаты нечего уже и вычитать; но всё тело ломило так, что он с трудом дополз до туалета и обратно, попытался натянуть брюки, и закружилась голова. Позвонил секретарше Верочке, попросил отмазать и с наслаждением обречённости вновь рухнул на кровать. Перед глазами плясали цветные круги… и Оксана.
Вечером пришёл Юрка, сказал: «не сцы, братан», поставил у двери большой пакет и быстро ушёл обратно, чтобы не заразиться. В пакете оказались Танюськина запеканка и пол-литровая бутылка водки. Есть совсем не хотелось. А вот выпить…
Он знал, что ему снова будет сниться Оксана, и вдруг отчаянно подумалось – пожалуйста, Господи, если Ты есть, пусть мне хотя бы одну ночь не снится совсем ничего.
Бо всегда знал, что там, наверху, кто-то есть. Но теперь ему стало ясно: это очень злой, очень циничный кто-то. И чем больше он пил – по-детски, неопытно, жадно глотая прямо из горлышка мутную жидкость – тем яснее это становилось.
Медленно шатаясь – от выпитого или от температуры, он не знал и сам – Бо доплёлся до кровати, и вдруг его взгляд упал на медвежонка.
– Милый ты мой, – прошептал он пьяно и прижал медвежонка к себе. – Милый, милый…
Медвежонок проснулся оттого, что мутные слёзы Человека мочили его бледно-бурый мех. Человек положил его с собой в кровать.
Сбылось то, о чём он мечтал, то, ради чего его сшили, набили голову ватой, а в грудь вставили пищалку, издававшую тот самый гимн.
Словом согрей,
Лучших друзей
Ждёт одна дорога…
Но было поздно. Медвежонок уже знал, что Человек – никакой не лучший друг, что он пахнет водкой и в свой срок оторвёт медвежонку все четыре лапы, и голову, набитую ватой, тоже оторвёт, потому что он, медвежонок, хороший.
***
Свинья смотрела с подоконника на спящее, пьяное, проклятущее, ненавистное существо, прижимавшее к себе этого глупого, наивного, отчего-то дорогого ей медвежонка, лишь теперь начавшего что-то понимать – но помогло ли ему это?
У старого медведя, которого она знала, в голове была не вата, а опилки, но это его не спасло, и человеческие детёныши разорвали его в клочья. Не спасся
