напоминающее шатёр.
Руки стали ватными, ног Азарь уже давно не чуял. С каждым шагом он всё сильнее сжимал узелок и горшок, чтоб ненароком не обронить. Он шёл, а фургончик с сирином, казалось, становился всё дальше. А потом он вдруг сам собой оказался прямо перед носом.
Азарь отогнул полог шатра. Сначала поставил на телегу еду, потом влез сам. Внутри было ещё более душно, чем на улице. Царил мягкий полумрак. В середине в кованом прорезном стакане теплился масляный фонарь. Пол телеги был выстлан старыми, поеденными молью коврами и забросан подушками. Всюду валялись перья.
Азарь подобрал еду и успел сделать шаг, прежде чем увидеть её.
Сирин подняла изумрудные глаза и часто задышала. При этом её пушистые ресницы затрепетали, как это обычно бывает, когда пытаешься сдержать слёзы.
– Молиба? – сказал Азарь и не узнал своего голоса.
– Добронрав!
Она разрыдалась. Он всё-таки выронил горшок с узелком.
– Добронрав!
Он вздрогнул, но не смог сказать ни слова.
– Добронрав!
Во рту всё пересохло. Ладони стали влажными. Он вдруг почувствовал, что вот-вот упадёт в обморок.
– Добронрав, чёрт бы тебя подрал!
Наконец он нашёл в себе силы и посмотрел на господина учителя.
– Ты что, спать тут вздумал? – дьяк, которого отец нанял, чтобы обучить сына грамоте, стоял весь красный от злости и гневно сжимал гусиное перо.
Мальчишка втянул голову в худые острые плечи.
– Епифан Радомилович, простите меня! Я вчера умаялся на ратоборстве, всю ночь ноги судорогой тянуло, не спал вовсе. Простите, Епифан Радомилович, я не нарочно!
Дьяк побледнел.
– Судороги – это сиречь от крови застоявшейся! – он воздел палец вверх. Добронрав похолодел – он уже понял, куда клонит наставник. – Во время упражнений мышцы забиваются кровью, отчего неправильный ток её. Отсюда и судороги. Но есть одно вельми могучее средство от забившейся крови. Пожалуйте, милостивый государь, на правку.
Дьяк любезно указал на лавку вдоль стены.
Добронрав сглотнул. На лбу выступил пот. Мальчишка медленно встал и на негнущихся ногах дошёл до скамьи. Развязал пояс, потом завязки на портах и с голой задницей растянулся во весь рост. Зажмурился.
Дьяк подошёл к бочке, где в солевом растворе вымачивались тонкие гибкие пруты. Вынув, он стряхнул излишнюю влагу и подошёл к мальчишке. Тот закусил кулак.
– Десять ударов для начала. Считай. Вслух.
Розги свистнули.
– Раз!
Свист.
– Два! Три!
На шестой раз мальчишка выгнулся в спине и упал. Лёжа на полу, он заскулил и свернулся клубком.
– Не считается. Ты не сказал. Лезь назад, и продолжим.
Глубоко дыша, Добронрав собрал последнюю волю в кулак и влез на лавку.
– Шесть!
