эмоциональной нотой:
− Я волк, выведший тебя на охоту. Смотри, что делают деньги. Учись их зарабатывать.
И, не вставая, подозвав к себе официанта, отец вложил в его руку сторублевку, чтобы тот донес ее до старшего цыгана, ведущего программу. Официант выполнил это поручение и, передав деньги, указал цыгану на отца. В следующий момент музыка, заполняющая зал, словно зависла в накуренном пространстве, и прозвучал голос ведущего:
− А сейчас мы поздравляем с днем рождения нашего уважаемого гостя Александра Федоровича Зуева. В его честь прозвучит песня о цыганской любви. Поет очаровательная и несравненная Тамара Алмазова.
Девушка, словно из глубины души, выдохнула песню, и зал наполнился то сжимающими до критической массы, то взрывающими душу словами, эмоциональная энергетика которых будоражила сердца теперь уже подвыпивших гостей.
− Дай-ка сигарету, − сказал мне отец, – обязательно маркой вверх. − И тут же добавил: − Цир торгишь е? На ингушском языке это означает «спички есть?».
Пока я доставал и зажигал спичку, отец ждал, когда она разгорится, потом не торопясь прикуривал. После чего обычно говорил:
− Видишь, я, прикуривая, оттянул от твоих пальцев огонь.
− А что это значит, скажи мне взращенный на кавказском молоке? − поинтересовался я.
− А то и значит, − скрипнув зубами, прорычал отец, − Сталин, сука, сослал твоего дедушку, как врага народа, на Соловецкие острова, а нас с мамой из Москвы – в Казахстан. Там, на поле после уборки урожая, чтобы хоть что-то поесть, мы собирали колоски. Туда же, особенно в Северный Казахстан ссылали множество ингушей, которые тоже считались врагами народа. Мы с ними были повязаны одной бедой. Они и подкармливали босоногого, вечно голодного русского мальчика. Не дали ему умереть с голоду.
По залу витал сигаретный дым, танцевали пары, цыгане заполняли души своей артистичностью сбежавших и пытающихся скрыться хотя бы на время от своих забот и неприятностей людей. Где-то за столиком рыдал принявший близко к сердцу очередную песню изрядно выпивший мужчина. Сновали между столиками, будто пчелы, опыляющие их, официанты. Вечер набирал силу.
Отец никогда не танцевал. Время от времени, когда ему хотелось закурить, он обращался ко мне и после очередной рюмки коньяка требовал:
− Дай сигарету, − добавляя при этом: − и не забудь: маркой вверх.
И вновь звучало:
− Цир торгишь!
И я вновь подносил огонь спички к его сигарете.
А когда он, прикуривая, выпускал дым из-под усов, добавлял, обращаясь ко мне:
− Ты можешь курить, но мой сын не курит.
− Да я и не курю.
− Это хорошо. Лучше ешь побольше, не смотри на меня. Твой организм еще растет и развивается, ему голодать нельзя. Я в твои годы вечно голодным был. − Затем он указывал на черную икру и уточнял: − На нее налегай.
Я ел икру, а отец, выдыхая дым, смотрел на цыган и слушал их
