и тезис о вкладе, который этот период внес в историю империи.
Через заднюю дверь: введение заложничества у казахов
После того как в мае 1734 года Анна Иоанновна выступила за отказ от прежнего метода взятия заложников во взаимоотношениях с казахами, царская администрация впервые нарушила многовековую традицию взаимодействия с нехристианскими этническими группами и в жалованной грамоте о принятии казахов в российское подданство не предъявила требований о предоставлении заложников. Вместо этого Тевкелев, полномочный представитель на переговорах о принятии в подданство, потребовал от предводителя казахского Младшего жуза Абулхаир-хана, чтобы тот «добровольно» и «в качестве посланника» отправил в Петербург своего одиннадцатилетнего сына султана Ералы, а также двоюродного брата Нияза403. Абулхаир-хан, который надеялся на поддержку царского правительства во внутриказахской борьбе за власть, согласился на «добровольную отправку». Но зигзаги правительственного курса в обращении с заложниками принесли ему горькое разочарование404.
В 1734 году обоих казахских «посланников» действительно отпустили из Петербурга. Но И. К. Кирилов, назначенный в июне 1734 года главой Оренбургской комиссии, не позволил ханскому сыну вернуться в казахскую степь. Вместо этого он без согласия отца поместил его в качестве заложника в Оренбургской крепости, сооруженной в августе 1735 года405. Несмотря на настойчивые просьбы Абулхаир-хана вернуть ему сына, несмотря на напоминания о начале возмущений среди казахских старшин, которые сочли российские действия бесчестием, и даже несмотря на готовность хана послать вместо сына племянника, султану Ералы только в 1738 году благодаря содействию нового уполномоченного Василия Татищева было позволено вернуться в казахский жуз. И произошло это только после того, как казахский хан вновь принес присягу на верность.
Совершенно очевидно, что царская администрация, несмотря на первоначально совершенно противоположные планы, пришла к выводу, что не существует сравнимой по эффективности альтернативы заложничеству для обеспечения подчинения казахов. Таким образом, к тому времени как казахи уже давно подписали российский вариант присяги на верность, заложничество вновь было нелегально введено в практику406.
Рис. 4. Одиннадцатилетний Ералы, сын казахского Абулхаир-хана, в качестве «посланника» в сопровождении духовного лица (ахуна) из Бухары и «гувернера» Кутыр-Батыра по дороге из казахских степей в Санкт-Петербург до того, как он был взят в заложники. Рисунок 1740‐х годов
Когда Абулхаир-хан вернул своего сына султана Ералы и обменял его на другого своего сына Хож-Ахмета (Ходжей Ахмет), казалось, он все еще не предполагал, что речь идет теперь уже лишь о плохо скрываемом заложничестве на традиционный российский манер. Не получив назад и второго сына, в 1742 году он гневно обратился к главе Оренбургской комиссии
Прошение хана Абулхаира имп. Елизавете об отпуске из аманатов султана Хожа Ахмета и о предоставлении войска для подавления междоусобной борьбы с изложением трудностей, которые возникли для хана в связи с отказом главного командира Оренбургской комиссии И. И. Неплюева сменить султана Хож-Ахмета султаном Чингизом (пер. с татарского) // МпиК ССР. Т. 2. Ч. 2 (1741–1745). № 20 (07.11.1743). С. 73–105, здесь с. 73.
Там же. С. 73–105.
Грамота имп. Анны на имя хана Абулхаира и всего казахского населения Малого жуза с одобрением деятельности хана // КРО. Т. 1. № 60 (24.02.1736). С. 124.
Грамота имп. Анны на имя хана Абулхаира и всего казахского населения Малого жуза с одобрением деятельности хана // КРО. Т. 1. № 60 (24.02.1736). С. 124;
