дискуссии Западной Европы, не основывалась на том, что отдельный индивид должен быть лучше защищен от незаконного захвата. Скорее многолетний опыт общения с башкирами, по словам императрицы, показал, что они предоставляли в качестве заложников только худых людей. Они не были нужны представителям своей этнической группы и, следовательно, никоим образом не могли в полном объеме оказать дисциплинирующего воздействия на башкир в целом. Поэтому при взаимодействии с вновь вступившими в подданство этническими группами нужно было действовать иначе. Отныне предоставленные лица вновь покоренных народов уже должны были называться не «аманатами» («аманатами их не называть»), а – и тут в игру включается идея Тевкелева – их следовало брать на службу в «особной суд», который назначался бы администрацией. Таким образом, связь с российским государством будет осуществляться не «за аманатство, но за милость и правосудие Наше»384.
Указания императрицы были выполнены два года спустя (1736) лишь фрагментарно, а в некоторых районах даже спустя несколько десятилетий. Тем не менее она инициировала сверху новый дискурс, который должен был определять метод заложничества в следующие несколько десятилетий385. Среди причин отказа от старого метода «удержания» заложников как средства оказания давления на поведение коренных народов было и осознание того, что в прошлом башкиры обманывали российскую сторону. Вместо самых знатных и лучших своих людей они в действительности часто посылали самых бедных, удержание которых не оказывало ни малейшего давления на остальных башкир. Как и в других частях империи, некоторых заложников даже выдавали за других людей, переодевали их и давали им вымышленные имена386. Но прежде всего теперь цель состояла не просто во внешнем давлении на нехристианские этнические группы, независимо от того, вступили они в подданство добровольно или были подчинены насильно, а в том, чтобы добиться их внутренней приверженности российскому государству.
«Милость и правосудие» были концепциями, с помощью которых кочевников следовало завоевать «изнутри». «Милость» – всепроникающий основной принцип российского государства с момента возникновения Великого княжества Московского – была с российской точки зрения дарована вновь подчиненным этническим группам уже тем, что императрица была готова принять их в свой могущественный союз подданных387. В имперском контексте после принятия в подданство милость выражалась в подарках, денежных выплатах, в присуждении почетных титулов или политических привилегий388. В случае изменения практики заложничества это должно было выражаться в признании собственных «судов», хотя в них также заседали двое-трое «первых» из «наших русских людей», в число которых прежде всего должны были входить «лучшие люди» из ханских детей (или султанов, или старшин)389. Правосудие, по мнению Анны Иоанновны, должно было помочь завоевать сердца кочевников, так как оно позволяло
Инструкция Статскому советнику Ивану Кирилову, отправленному для постройки города при устье реки Орь // ПСЗРИ. Т. 9. № 6576 (18.05.1734). С. 323–330, здесь с. 324.
См. стратегический документ крещеного к тому моменту Алексея Тевкелева, дослужившегося до звания генерал-майора, и коллежского советника Петра Ивановича Рычкова (1712–1777), представленный ими в 1759 году в Канцелярию иностранных дел. Представление генерал-майора А. Тевкелева и коллежского советника П. Рычкова Коллегии иностранных дел о положении в Малом и Среднем жузах // КРО. Т. 1. № 225 (22.01.1759). С. 571–591.
Например, Коллегия иностранных дел указывала на случаи обмана на Северном Кавказе, когда крестьянских детей выдавали за сыновей кабардинских господ. Документ за 1754 год // Бутков. Материалы для новой истории Кавказа. Т. 2. Гл. 36. С. 163. – О стремлении киргизов предоставить заложников из как можно менее достойных семей см. также:
Подробнее о царской концепции милости см. гл. 1.
Подробнее о российской политический культуре даров см. гл. 4.6.
Поскольку суды, предусмотренные Тевкелевым, не ограничивались судебной функцией, они не соответствуют тому, что сегодня называется судом. Поэтому, хотя термин «суд» используется здесь и далее, он помещен в кавычки.
