петушков покупай. Леденец на палочке для прекрасной панночки!
– Ишь какой!
– Ха-ха-ха! Ну, давай, юнец!
– Какая я тебе панночка?!
Такие ответы посыпались со всех сторон на рифмы ярмарочного зазывалы. Некоторые хмурились от его слов, а кто-то искренне смеялся. Так или иначе, Серёжа, своими стишками, которые после подхватил и Павел, продал за короткое время целую корзину петушков. Бабуся была так рада, что предлагала им приходить на базар почаще, и помогать ей, но ребята, взяв награду, лишь поблагодарили старушку, предпочтя учебу. Так, наконец, и дошли до библиотеки.
Порывшись на стеллажах и взяв пару книг с собой, ребята отправились обратно в общежитие. Серёжа молчал в читальном зале, поэтому теперь ему было нужно выговориться, и он стал рассказывать Павлику о своей жизни в селе.
– Много у меня проделок было в то время. Даже на второй год оставили из-за этого. А потом и вовсе безбожником окрестили, представляешь?
– Да-а-а, меня бы папка давно бы выпорол, – сказал Павлик.
– Мой-то в Москве живёт, ему меня не достать. Вот подрасту и сам к нему поеду, а там, глядишь, и в Петербург попаду, – предвкушая собственное безоблачное будущее, Сережа делился с другом своими мечтами.
Сцена пятая
Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль.
Сергей Александрович стоял в большом зале художественной галереи в высоком черном цилиндре, строгом костюме, и, опершись на трость, наслаждался живописью. Сегодня здесь проводилась выставка русских художников, а всё русское было дорого Есенину.
Репин, Полёнов, Серов, Васнецов, Шишкин, Айвазовский – все эти художники и те чувства, что вдохновляли их, были близки и понятны Сергею Александровичу, и он не мог налюбоваться на родные просторы. Его до глубины души трогали картины русской природы, незатейливого деревенского быта. Когда он их видел, а теперь, в городе, это удавалось не часто, он как будто возвращался в свое безмятежное детство и вновь испытывал те же прекрасные мгновения, какие испытывал мальчишкой. Но, как ни странно, его привлекали и картины Айвазовского. Он и сам не понимал почему, но что-то притягивало его к бушующей стихии. Возможно оттого, что он привык твёрдо стоять на земле, а не на зыбкой палубе, ему было привычней видеть колосящиеся нивы, а не бушующий океан в лучах багрового заката. А возможно, те цвета, что подобрал художник, вызывали в нём новые эмоции, которых ему иногда не хватало.
– Посмотри на него, стоит, как ни в чем не бывало! Нацепил этот дурацкий колпак и радуется, – ехидно проговорила Екатерина Есенина.
– Пусть. Сегодня его день рождения, ему можно всё, – защитила Сергея Александровича его поклонница Галина Бениславская.
Этим утром, в день своего рождения, приведя себя в порядок после бессонной
