мы не существуем здесь, как нет в природе газа теплорода, как нет жирафов в Огненной Земле.
Бегу один и прибавляю ходу, но карта, что у бога на столе, закончилась у крайнего вагона, а дальше только серые поля и надпись: «здесь могли бы жить драконы». Да и они не могут без тебя.
Но карта не всегда была такою. Я был бы слеп, когда б не видел снов, и в этом небе, небе над Москвою, их больше, чем увидеть я готов. В нём дым и птицы, самолёты, башни, в нём хляби ждут, чтоб землю утопить.
Темнеет. День становится вчерашним, а значит – скоро нам с тобою быть.
Лучше для мужчины нет
Признаемся, что после тридцати
мы выглядим с щетиной неопрятно.
Так мудрости с годами бы расти,
на совести сокрыв прыщи и пятна!
Дурацкий возраст – молоды ещё,
но помним больше, чем хотелось помнить,
а знаем меньше.
Год перекрещён,
забыт, как вереница съёмных комнат.
И мы не ждём, что хлынет благодать
шампанским из взорвавшейся бутылки.
С бутылками пора бы завязать,
да скучно, точно в баньке без парилки.
И вроде бы надежде веры нет,
но как-то поувереннее стали,
поняв, что не сошёлся клином свет
на том вот, что кривится в зазеркалье,
вздыхает и берётся за «жилет».
Кривишься и вздыхаешь ты напрасно,
зане от бритвы безопасной след
уместней и ценней, чем от опасной.
Внезапное размышление в комнате, где провела детство жена автора
В стекле без рамки, меньшем, чем «А3»,
в когда-то детской ты поспешным взглядом
скользил по стенам, крашеной двери,
голландской гостье, холодевшей рядом,
по платяному шкафу и окну,
в котором стынь и школьная ограда,
столу, рефрижератору – в вину
он молча ставил печке степень хлада
(наждачным взором трогая налёт
прошедших лет, посулы дней рождений,
смертей и буден, дружеских бесед
и бабушкиных фраз), —
часам настенным,
по книжной полке, креслу, тумбе, враз,
кровати чуть касаясь неудобной
тебе, ты поднимал над нею глаз
и замыкал осмотр на взглядоловне.
И там, где мир сужался до зрачка,
ты видел отраженье отраженья,
в котором то же – комната, река,
ободранные локти и колени,
прорезанные буквы на санях,
рука отца, сжимающая вожжи
и годы, что заставили понять:
порог не там где дверь, а много позже
– где серебрянка сводит без труда
вселенные.
