как-то справиться с этой мыслью.
Я столько раз вспоминал наш с Машкой последний разговор, что выучил его наизусть. Забытые реплики я заменил на близкие по смыслу и прокручивал ту беседу десятки раз, как проигрывают интересное место на кассете.
Она зашла ко мне домой тем летом, перед одиннадцатым классом. Мы сидели на кухне, и все было невыносимо неловко.
– Не хочешь прогуляться? – спросила она.
– Хочу. Но, кажется, собирается гроза, – ответил я.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. Воздух тяжелый, птицы низко летают.
– Да, ласточки поют о дожде. – Она помолчала. – Ну ладно.
Предложил ей чай, но она тут же сама набрала воды и включила чайник. Я чувствовал, что она не находила себе места. Мы еще помолчали. Я безумно хотел вспомнить, о чем мы болтали без умолку раньше, но ничего такого в голову не приходило.
– Нет, все-таки пойдем на улицу, – не выдержал я. – А то я здесь скоро сдохну.
– Но ведь дождь…
– А пофиг.
Ей, наверное, тоже было невыносимо подбирать слова. Наверное, она тоже лихорадочно придумывала, что бы у меня такое спросить или что бы такое рассказать, чтобы не задеть за живое. И не могла ничего придумать. Бедная Машка, попала она тогда в ситуевину.
Только мы вышли из подъезда, хлынуло как из ведра. Настоящий летний ливень. Мы прятались под козырьком подъезда. Она все молчала, и это было ужасно.
– Маш, ну мы оба понимаем, что к чему, – откуда у меня взялись тогда силы. – Зачем молчать? Если нечего сказать… Наверное, нам лучше здесь и сейчас…
– Это будет жестоко с моей стороны! – крикнула она. – Но я…
– Вот именно. Подумай о себе.
– А ты?
– Все будет хорошо. И не из таких передряг выбирались.
Она выскочила под дождь.
– Боже мой, Рамиль, я ничего не понимаю! Я вроде всегда была такая умная, такая молодец, а сейчас у меня нет для тебя подходящих слов. Прости.
Я ясно представил, как с ее загорелых, пухленьких рук стекают крупные капли дождя, и ее бровки домиком. И блеск для губ, светло-розовый, все еще тот, который она купила перед летом. Я сделал несколько шагов к ней навстречу, четыре или пять. Тогда каждый шаг считался у меня за большой подвиг.
– Не ищи слов. Все и так ясно.
Длинный и бессмысленный разговор об одном и том же. Вдобавок под проливным дождем, по законам жанра. Когда она уходила, ее шагов почти не было слышно из-за миллионов капель, бьющихся о землю. А я все стоял на месте. Потом, промокнув насквозь, я подумал, что выгляжу глупо, и пошел домой. И тот путь до квартиры занял у меня, наверно, целые полчаса. Как же мне было паршиво.
Потом у меня были случайные связи с девчонками, каждая из которых думала, что лишает меня невинности,
