почти не слышно: он редко говорил.
Кива, сама того не замечая, попятилась, пока рука Навока ее не остановила.
– Позволь представить: Голдрик Шоу, – произнес король; по красивому лицу было заметно, что он с нетерпением ждет реакции. – Может быть, ты о нем слышала: он был близким другом твоей матушки. Он может поведать тебе все, что ты хочешь узнать о ней и о тех десяти годах, что вы были разлучены.
Навок махнул в сторону избитого пленника свободной рукой:
– Допрашивай вволю, когда пожелаешь.
Кива уставилась на узника, осознав, кто он такой: бывший командир повстанцев, учитель и друг ее матери. Невозможно было поверить, что он стоит перед ней.
В первую очередь потому, что его считали мертвым.
«Голдрик первым заметил, что она уехала, и отправился за ней – может, хотел остановить, – вспомнила она слова Торелла, когда тот рассказывал, как Тильда сбежала из лагеря повстанцев и отправилась в Мирравен. – Но он не вернулся. Мы нашли лишь его плащ, весь в крови».
Тор и Зулика решили, что Голдрика убила Тильда – говорили, что под конец она была не в своем уме. Но напала на него Тильда или нет, он, очевидно, выжил, а потом, видимо, отправился вслед за ней в Задрию.
Кива быстренько прикинула в уме, что Тильду привезли в Залиндов шесть месяцев назад. Значит, Голдрик сидел в темнице Навока уже полгода, а учитывая, что мятежники считали его мертвым, у него не было никакой надежды на освобождение.
– Это правда ты? – прохрипел Голдрик, ковыляя ближе к решетке. Он осмотрел ее, а потом прошептал: – В самом деле. У тебя мамины глаза.
У Кивы перехватило дыхание, когда она поняла, что этот человек знал ее маму, пожалуй, лучше, чем кто бы то ни было. Он видел, как Тильда превратилась из женщины, не желавшей применять дар, в ту, что лечила всех направо и налево, а потом обратилась ко злу и стала чудовищем. Он стал свидетелем каждого шага на этом пути. Он мог ответить на вопросы, которые Кива даже задать не осмеливалась.
Но… Ей не хотелось ничего спрашивать в окружении стражников, и уж тем более не при Навоке, который навострил уши.
– Я бы хотела поговорить с ним наедине, пожалуйста, – сдавленно выговорила Кива.
– Не сегодня, – ответил король.
Он потащил ее прочь.
– Нет, постойте…
– Не сегодня, – твердо повторил он. – Ты проделала долгий путь. Отдыхай, а завтра снова навестишь его.
Кива обернулась через плечо – Голдрик смотрел ей вслед, пока ее уводили прочь по коридору. Он не окликнул ее, не молил о свободе. Но во взгляде было обещание.
И боль.
Боль не от синяков – от того, что он увидел ее. Что бы он ни чувствовал, когда смотрел на нее, ему было больно. Может быть, от того, что сделала ее мать, а может, он просто очень скучал по Тильде – без сомнения, они были очень близки. Точно ясно только одно: ему не терпелось поговорить с Кивой.
Завтра, сказал Навок. Можно и подождать
