и снова.
Артуро внимательно смотрел на нее.
– Что ты хочешь? – спросил он.
– Я хочу увидеть его могилу, – попросила она.
– Сейчас ночь, – Артуро покачал головой, – утром, – он посмотрел в окно, в которое стучали струи дождя.
Впервые за все года, проведенные в тюрьме, ей хотелось, чтобы не наступало утро. Оливия ничего не хотела, кроме одного – вернуться в камеру, в те четыре стены, когда она еще ничего не знала о смерти сына, тогда у нее хотя бы была надежда, какой-то смысл. Тюремщик был прав – она не сможет, потому что просто не хотела. Хотела только одного – быть с сыном, увидеть его. Еще пятнадцать минут назад она верила в то, что все выдержит, но к смерти сына оказалась совершенно не готовой.
– Отвези меня сейчас, – попросила она. – Отвези и оставь там.
Ей хотелось оказаться на кладбище, упасть на холодную могильную плиту. Она не хотела больше ждать ни одной минуты, ни одного мгновения.
– Утром, – он словно наказывал ее, заставлял ждать. – Я отвезу тебя утром, а потом поеду решать дела.
Он встал и отошел от дивана. Оливия, сидя на полу, укутавшись в плед, смотрела на него снизу наверх.
– Мне нужно решать дела, если ты помнишь, то у нас много проблем. И самая главная – это Рейнальдо Домингес, – Артуро подошел к барной стойке.
– Проблемы у тебя, – устало прошептала Оливия, зажав уши руками. – Я ничего не хочу знать, – отмахнулась она. – Я ничего не хочу. Я хочу к своему сыну.
Она попыталась встать. Зачем? Оливия опустилась на пол. Как будто бы в камере, но все было уже не так. Спина упиралась в мягкую обивку ворсистой ткани, несмотря на то, что она практически согрелась, Оливия продолжала кутаться в плед. В камере у нее хотя бы была вера в то, что сын был жив, что она могла бы стать частью его жизни.
– Ты как всегда взваливаешь все на меня! – повысив голос, начал Артуро, не поворачиваясь к ней.
– Не кричи, – сразу же одернула его Оливия. – Я не привыкла к шуму, пожалуйста, – попросила она.
Сестра смотрела на брата. Она только что узнала о смерти сына, Артуро уже пережил эту трагедию, для нее все еще было живое, явное.
– Санти умер, его не вернуть, нужно подумать о том, кто жив, у меня есть дочь, – сообщил он.
Оливия чуть повела головой. Дочь. Она даже не спросила его, как он жил. Уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но зачем? Она не хотела ничего знать. Сейчас не хотела.
– Тебе ничего не интересно! – рассердился Артуро. – Ты как всегда интересуешься только самой собой.
– Артуро, – Оливия нашла в себе силы встать. – Я только что вышла из тюрьмы, я только что узнала, что мой сын умер, что ты от меня хочешь? – она сбросила плед с плеч.
Он мягкой грудой упал к ее ногам. Она стояла перед ним в широких штанах, которые болтались на ней, и рубашке, скрывающей ее тело, с растрепанными поседевшими волосами. Темные круги под глазами выдавали ее нечеловеческую
