не меньше чем в две ладони, чем-то походивший на анютины глазки, покоился на жидком коротком стебельке, и казалось, что тот вот-вот подломится, не выдержав его тяжести.
Иван склонился над цветком, разглядывая игру красок, в которые лёгкой рукой художника природы небрежными мазками он был раскрашен, не обращая никакого внимания на подоспевшего напарника. И как они ни спешили, леший не торопил его, давая вдоволь налюбоваться диковинкой.
Края огромных лепестков были чёрными, как непроглядная осенняя ночь, в ярких вспышках звёзд и дымки созвездий. Дальше цвет менялся, постепенно переходя из чёрного в ультрамарин, искорки звёзд блекли и исчезали совсем. Ультрамарин незаметно менялся на насыщенно голубой, цвет летнего неба.
Ивану начинало казаться, что там, в цветке, он начинает различать белобокие увальни облака, гонимые по небу горячим летним ветром. А в центре цветка – пестик, словно золотой махровый кругляш солнца.
Присмотревшись, Иван разглядел, что от солнечного диска по лепесткам расходятся вены, питающие его соком земли. Они, пульсируя, бугрились под нежной бархатной, совсем как у человека, кожицей, становясь всё тоньше, оканчиваясь капиллярами, незаметными взгляду.
Ошалелый охотник был не в силах отвести глаз, понимая, что и не цветок это вовсе, а вселенная, мир, окружающий его, и если напрячь зрение, то можно будет различить реку, от которой они недавно отошли, останцы, выглядывающие из-за вершины холма, и где-то там стоят он с лешим, человек и нечистая сила, воедино сведённые чужой бедой.
А в том, что с этого времени и до самого конца, его конца, у них на двоих одна судьба, Иван уже не сомневался.
Деликатный кашель за спиной вернул его к действительности.
– Пойдём, Вань, что ли? Нам бы до ночи холм перевалить. Вон в тех камнях ночевать будем, я там хорошее место знаю, – проговорил леший, и получилось это у него ласково, как-то по-отцовски.
Иван нехотя отвёл взгляд от цветка. Только сейчас до него дошло, что других цветов рядом не было. Не других таких же, а вообще никаких не было. Докуда хватало взгляда, из земли произрастало невысокое, скорее чахлое, разнотравье, переходившее в густые заросли папоротников, шиповника и кипрея, да островки белого мха укрывали густым ковром каменные выворотни.
Между тем леший всё дальше уходил от реки, петлявшей среди поросших лесом холмов, в сторону скал, встававших между горизонтом и лесной чащей. Ржавой, резко очерченной линией выделялись они в лучах солнца на фоне голубого, без единого облачка неба.
– Далеко идти-то? – прервав молчание путников, спросил охотник.
– Не очень, вон до тех скал, – ответил Ивану леший.
– Хорошо, – кивнул Иван в ответ.
Задрав голову вверх, он любовался окружающими пейзажами, первобытно девственными, не тронутыми «заботливой» рукой человека.
Ряды стройных сосен густыми шапками крон уходили вверх,
