с Пегги так ужасно, – говорит Делла, а я гадаю, рассказал ли ей Грегори, что я знала: с Пегги что-то было не так, но я никому не сообщила об этом.
Делла берет меня за плечи, отстраняет на расстояние вытянутых рук и всматривается в мое лицо.
– Что у тебя с волосами? – восклицает она. – Что ты с ними сделала?
Это как раз в стиле Деллы. Я ее чем-то раздражаю, но она не скажет ничего прямо, а будет критиковать за что-то другое, чтобы мне стало плохо.
– Что не так с моими волосами? – спрашиваю я.
Она отпускает меня.
– Просто с этой прической ты выглядишь бледной, вот и все.
Я не отвечаю.
– Как ты себя чувствуешь?
Делла всегда была одержима моими чувствами. В детстве меня постоянно внимательно рассматривали и оценивали. Из-за этого жизнь казалась мне работой, на которой я все время нахожусь под неусыпным контролем. Если я вела себя как-то не так или испытывала неправильные эмоции, то знала, к каким выводам они придут – или я так испорчена, что меня уже не исправить, или еще хуже – я такая же, как мой брат. Грегори и Делла никогда не хотели иметь детей и уж точно не хотели такого ребенка, как я.
– Со мной все в порядке, – отвечаю я.
– Расстраиваться – это нормально, Ева. Здесь ты можешь демонстрировать свои эмоции.
Меня здесь осудят, если я продемонстрирую не те эмоции, но также осудят и если я не продемонстрирую никаких. Я понимаю, что допустила ошибку. Я думала, что хочу с ними помириться. Может, даже надеялась на близость в будущем. Но я уже веду себя неправильно. Не реагирую так, как надо.
– Как вы оба? – спрашиваю я. – Никто не дежурит рядом с домом, пытаясь сделать фотографии?
– Нет, – отвечает Делла. – Не пора ли тебе уже перестать от всех скрываться? Наверняка такая жизнь тебя изматывает. Я вижу это по твоему лицу. Я уверена, что мы уже успели наскучить миру.
Я сглатываю, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, готовые пролиться. Она права. Я измотана. Но миру мы не наскучили. Убийца в вегетативном состоянии, его младшая сестра, которая пряталась со змеями, – даже спустя столько лет это продолжает увлекать людей. И возможное существование скрытого уровня в игре всегда вызывало безумные споры и рассуждения в социальных сетях, и они только усилились после объявления награды. Но Делла гордится тем, что не ведет социальные сети и ничего в них не читает.
Я стою рядом с посудомоечной машиной и чувствую себя неловко. Никто не предлагает мне присесть. Я не знаю, о чем говорить. Нам нужно решить, будем ли мы убивать Джозефа, но кажется, что еще рано приступать к обсуждению этого вопроса. У меня никогда не получалось вести разговоры. Не знаю, объясняется ли это лицевой слепотой или и без нее от меня не было бы никакого толку.
Делла возвращается к своему батату, но режет его так агрессивно, что я представляю, как она отрезает себе палец.
– Нужно организовывать похороны, – в
