подадутся в разбой, ежели совсем туго.
В последнее время Фолкмара не брали уже и в таверны. Слишком стар он был и немощен.
– На турнир? – прыснула розовощекая Хельга, – А не порубят ли тебя там на куски?
– Может, и порубят. Как мне узнать, если не попробую?
Хельга зашлась заливистым смехом. Закинув на плечо полотенце, она поставила перед ним еще одну кружку пива.
– Так уж и быть, по старому знакомству пиво по прошлой цене, – сказала Хельга.
– Но тогда было дороже, – удивился Фолкмар. Хельгу хоть и вздуло, что настоявшееся тесто, но она ничуть не изменилась. Все такая же добрая, пронырливая баба.
– Значит, прошелся уже по кабакам, а ко мне не заглянул, – укоризненно покачала тяжелой головой хозяйка таверны, – Да, сейчас много кто разливает, потому и дешевле.
– Вышел Торвальд в моорее… в море бушующее, в море пенистое… Взял горпун и меч, горпун и мееч… – затянул тонкий мелодичный голосок позади. Фолкмар обернулся.
Таверна как всегда была набита битком, несмотря на то, что солнце даже не клонилось к вечеру. Здесь отдыхали и солдаты, и путники, и местные пьяницы, и просто захожие, позарившиеся на запах вкусного гуляша. Аоэстред – большая столица. Сколько бы здесь не разливали, всегда будет мало.
У дальней стены широкого зала поставили небольшую сцену. На ней стояла деревянная рамка, закрытая синей тканью. Видимо, для кукольного представления. Но сейчас представления не было. В свете толстых свечей сидела девушка на высоком деревянном стуле с расписной лютней в руках. Одета она была пестро, в мужскую одежду. На голове у нее сидела шляпа с большим страусиным пером. Трубадурша тянула балладу.
– Это все мой Тодрик, – отвлекла Хельга от мелодичного голоса, – Муж-то у меня почил пару весен назад.
– Рубек умер? Сочувствую, – изъявил вежливость Фолкмар, хотя на самом деле завидовал ему.
– Его унесла весенняя хворь. С тех пор Тодрик тащит в таверну все, что ни попадя. Статую эту, еще с прошлого лета пригрел кукольников толпу. Окна выкрасил во что-то срамное. Глядишь, принесет какую-нибудь деревянную рыбу с титьками. Вчера уже договаривался с моряками за бочку вина, еле углядела. Смотри. Вон он там, стоит. Вымахал, да?
Тодрик действительно вымахал. Фолкмар помнил его мальчишкой весен четырех, а теперь в тени таверны стоял грузный бородатый мужчина в шитой рубахе и шелковых красных шароварах. В руках он держал резную трость, выдающееся пузо удерживал шелковый кушак. Тодрик довольно взирал на сцену, вальяжно отплясывая левой пяткой.
– Хватит уже про этого Торвальда, и так ясно, что убьёт он эту ящерицу! – крикнул кто-то из глубины таверны.
– Да! Каждый день одно и то же, давай что-нибудь новое! – поддержали его нетрезво.
– Ишь ты, другое им подавай, – проворчала Хельга, натирая полотенцем и без того чистую столешницу, – Раньше пили, морды друг другу били
