что эмоционирует, желает и сопереживает, потому что чувствует и радуется, грустит и плачет. Тысячелетний – потому что мудрый. А мудрость состоит не в безразличии, не в умении кого-то переспорить или ухищренно переиграть. Она в снисходительности, в умении прощать и отпускать, в том, чтобы быть немного вне излишней суетливости, в излишней озабоченности, не переходить в крайности, не тянуть себя от одержимости к безразличности. Я бы сравнила жизнь с веревками, которые являются разными аспектами в виде дел, людей, желаний и переживаний, эмоций и хотелок. Так эти веревки я всегда пыталась удержать, что учебу, что парней, что родителей. Удержать, подтянуть, как-то перекрутить. Когда я поняла, что руки не должны болеть от этих веревок, то я решила их вообще отпустить. Но потом ко мне пришло понимание. – Она повернулась к Дане лицом, оголив свои белоснежные зубки. – Что веревочки нужно гладить. – Меля сморщила нос от умиления и аккуратно провела руками по воздуху, будто поглаживая. – Нужно нежно прикасаться к веревкам, к своей жизни, в том числе плыть по течению, но быть всегда готовыми ухватиться за них. Их нельзя отпускать, но и стирать руки в кровь не нужно.
– Из крайности в крайность. Кто определяет эти края? Если человеку нравится работать, зарабатывать и прожигать – он испытывает счастье, удовлетворяет свои потребности.
– Значит таков его путь, но он так же испытывает страдание, также сомневается и переживает. Как-то от кого-то я услышала в разговоре, что-то вроде “я по-другому и не умею, я привык отдыхать именно так”. Я рассказывала про природу, про созерцание, про то, почему поваляться в траве лучше, чем колбаситься в душном клубе. Может со мной согласились из вежливости, а может тот человек действительно переживал, что не может окунуться в природу без употребления чего-либо. Правда – это всего лишь грани истины, а истину увидеть, как мне кажется, нам не дано, потому что мы как муравей, бегающий по огромному глобусу и считающий, что он бесконечный, потому что отдалиться и посмотреть со стороны у него нет никакой возможности.
– Есть общепринятая правда – норма. Есть то, что признается обществом, а что нет. В южноамериканском племени нормально съедать мозг убитого врага, а в европейском городе – нет. Ты ставишь свою норму правильнее другой.
– Все верно, я считаю, что она ближе к истине. Да и когда быть убежденным в чем-то стало неправильным? Я ведь не занимаюсь навязыванием своего мнения. Я так считаю, и люди, которые меня окружают. Словно клуб по интересам. Ты, значит, лучше будешь тусить в клубе, чем наблюдать закат на пустом берегу в будний день?
– Я не знаю, мне нравятся оба варианта, в каждом есть что-то. Может я просто еще не определился. Да и почему мне нужно выбирать что-то одно?
Меля ничего не ответила, продолжая всматриваться в еле заметные звезды, которые кажутся тусклыми из-за ярко-фонящего светом города. Казалось, что все в лагере уже разошлись по своим палаткам, кое-где
