остановила выбор на глине.
Мы все по очереди присматривали за Золотым, его состояние ухудшалось: дыхание стало хриплым, а прекрасная кожа побледнела. Мы перепробовали все возможные средства. Мама с лампой ходила собирать травы и проверяла урожай. Я без особого пыла заботилась о животных, пока бабушка мазала Золотого бальзамами и упрекала за все кривые дорожки, на которые могла свернуть его жизнь.
На третий день его болезни, через семь дней после того, как мир поглотила ночь, я решила вылепить из глины его бюст.
Мне нравилось работать с глиной. Она придавала портрету больше глубины, чем способен придать набросок или этюд, и в то же время более снисходительна к ошибкам, чем камень. Я принесла домой кусок темной глины, которую сама смешала, и даже Ката не стала ворчать: нам всем нужно было чем-то себя занять, пока наш гость боролся за жизнь. Поэтому я его лепила, аккуратно выделяя каждый локон, и, когда лепила лоб, вдруг осознала, что он не потеет.
Что за лихорадка такая, из-за которой человек не потеет?
На середине работы я остановилась, чтобы руки немного отдохнули.
– Возможно, вы известный картограф, – предположила я. – И действительно побывали в плавании, но вы не пират. У вас слишком чистая кожа и здоровые десны.
Ага, я проверяла.
– Известный картограф с другой стороны Земли. – Я изучала его безглазый бюст. – Но выросли вы в бедности. Работали на ферме вроде нашей. Вот почему вы не похожи на ученого. А ваш отец… вот он был наемником, но в одну судьбоносную ночь встретился с вашей мамой, влюбился по уши и решил остепениться, отказаться от прежней жизни. Однако вам передалась его тяга к странствиям, вы хотели повидать свет.
Я размяла спину.
– Хотели запомнить каждый изгиб берега и каждую вершину гор. Хотели исследовать мир и сделать себе имя. Но вы этим не хвастаетесь. – Я помолчала, разглядывая лицо, ставшее мне таким родным. – Ну, разве что среди друзей. И в своих публикациях. Разумеется, написанных другим человеком. Интересно, вы владеете многими языками или наняли переводчика, чтобы он донес вашу историю до более широкой публики? Если да, то где он?
Моя история нисколько не впечатлила Золотого. Он с хрипом втянул в себя воздух.
Оставив скульптуру, я вернулась к кровати и сняла горячие компрессы с его лба и груди. Завела часы, посмотрела время. Пора было принести еще лекарства, поэтому я сходила на кухню и налила чашку того, что утром заварила Энера. Возможно, холодный чай пойдет ему на пользу. Когда я вернулась, его дыхание успокоилось.
Я помешкала, прежде чем приподнять его голову, чтобы напоить.
– И почему вам вдруг стало лучше? – Я опустила чашку. Несмотря на наши усилия, его состояние только ухудшалось с тех пор, как мы принесли его домой. Я начала сомневаться, не ошиблись ли мы с диагнозом. Может, у него какая-то другая лихорадка, о какой я никогда прежде не слышала.
Был лишь один способ выяснить.
Я убрала кружку и отнесла миску с тряпками обратно на кухню.
Пока пусть просто отдыхает.
Тьма
