зарплата. Не ссы. Я аккуратно.
Стасик согласился. Наутро Линевич исчез. Последствия его пребывания обнаружил сменщик. Разумеется, тут же настучал директрисе. Властная женщина отпустила Беломора, как говорится, с Богом. Кому нужны в детском саду правоохранительные органы?..
Вместе с Линевичем исчезла гитара. Вишневого цвета «телекастер».
Стасику было наплевать на потерянную работу. Глеба он любил, как брата. И даже не обиделся. Но исчезновение гитары вынудило его разрыдаться. Где взять деньги на новый инструмент?..
Барабанщик Райт по-прежнему ремонтировал обувь…
Стасик явился, не предупреждая ударника о визите:
– Как дела? – спрашивает.
– Каждый месяц, – невозмутимо ответил Райт.
– Саня, – начал стонать Беломор, – Глебчик лошадь рабочую заложил. Хана. Вилы. Тапки. Тушите свет или займите денег…
Райт пожал плечами:
– Деньги не даю. Деньги портят.
– Не жмись, Райтик. Я чистый. Не пью. По вене не гоняю…
Тут Стасик замялся:
– И работа есть, – дополнил он.
– Деньги портят, – повторился Райт.
– Чужие – нет…
Стасик какое-то время бесцельно истаптывал газоны, переходил дороги на красный, размышлял…
Сначала его взгляд упал на памятник Пушкину в центре живописного бульвара. Кто-то из друзей красиво врал, что скульптор был поклонником Хендрикса. И никакого отношения этот бюст к русской литературе не имеет. Почему-то Стасику нравилось распространять этот бред.
Затем Стасик пересек площадь Ленина. Показал изваянию средний палец, не стесняясь скопления людей.
Подошел к дому Линевича. Лучший друг жил в квартире некогда обеспеченных родителей. Сплюнул в подъезде на побеленную стену. Вероятно, вспомнил высказывание Бальзака о том, что каждое большое состояние таит преступление. И плевком проявилась бессильная неприязнь…
На стук в дверь никто не ответил.
Кажется, я не уточнил, что к этому моменту существовала мобильная связь. Но телефон Глеба был отключен. Линевич исчез. Испарился, как лужа. Или необъятное море сдалось жадному солнечному свету…
Беломор искал друга семь дней. Семь дней он проходил мимо Пушкина, дерева с дуплом и Ленина. Звонил в дверь. Затем стучал с каждым днем все громче. Выходя из подъезда, начинал обзванивать знакомых проституток, музыкантов, бандитов, рыночных торгашей…
Глеба нигде не было. На пятый и шестой дни Стасик дверь чуть ли не взламывал. Кульминацией стала ровно неделя. Открыла заплаканная старушка. Беломор опоздал. Глеб умер на руках у собственной матери.
– Мы все умрем в наушниках, слушая друг друга, – прошептал Стасик над бездыханным телом.
За пышными проводами Линевича наступила прострация. Словно оборвалась последняя нить, хранившая от падения в пустоту. И разве
