моей головой задвигался косо висящий рычаг, и его обернутый тряпкой конец стукнул в большой барабан. Раздался зловещий удар – точь-в-точь раскат грома.
– Дождь! – грубо крикнули мне через перекрытия, однако до меня долетел лишь едва слышный шепот.
Немедленно подчинившись приказу, полез сквозь дебри инструментов и механизмов. Спешка до добра не доводит, и я зацепил ногой деревянный чурбак, заменявший ступеньку, сшиб его и скорчился от боли в ушибленном месте. Опять колено, а как же… Я поморщился, не обращая внимания на просочившийся из темного угла лучик света и укоризненное цыканье.
Стену, к которой я подобрался, занимал ряд тонких бамбуковых палок. Не знаю, насколько они поднимались над сценой, но наверняка высоко. К механизму пристроили маленькую вертушку, однако добраться до нее я никак не мог. Спустя мгновение проклял свою забывчивость и кинулся за скамеечкой.
Повелевающий мною голос молчал. Сверху холодно наблюдали за моим провалом.
Мне швырнули скамейку, и та грянулась об пол с гулким звуком – как будто снова загудел барабан. Я вскарабкался на нее и наконец дотянулся до нужной рукоятки. Деревянный диск сместился, частично высвободив насыпанный в верхнюю часть полого ствола песок и металлическую стружку, и мелкий мусор потек вниз.
Уши заполнил шум дождя, эхом отдававшегося на сцене. Я снова крутанул рукоять. Меня охватило волнение от причастности к общему делу, и мои движения стали хаотичными. Нащупав еще один рычажок, я тоже его рванул.
Наверху словно шел взаправдашний ливень.
Я нетерпеливо метнулся к следующему стволу и вскочил на шаткую приступку, силясь добраться до последней из рукояток механизма. Та располагалась слишком высоко, и я лишь царапал ее пальцами, не в силах провернуть. Наконец, вытянувшись в струнку, изогнулся так, как умеют лишь дети, и, зажав рычажок между большим и указательным пальцами, дернул.
Диск сдвинулся – сверху снова донесся нежный шелест искусственного дождя.
К сожалению, к нему примешался грохот – я свалился с хлипкой подставки. Та отлетела в сторону и с глухим стуком ударилась о стену.
– Кузнечные меха! – сказал сверху бесстрастный голос.
Говорили повелительно и отрывисто – человек отдавал приказы, не сомневаясь, что они тотчас будут исполнены.
Я с трудом поднялся и, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед, несмотря на вспыхнувшую в разных частях тела боль. Поморщился – и все же, не останавливаясь ни на секунду, заковылял к древней печке.
Ее первоначальная конструкция претерпела некоторые изменения: вверху печь сужалась, переходя в тонкую металлическую трубу, шедшую к подмосткам. С одной из ее сторон устроили подобие кузнечных мехов, так что силу огня по мере необходимости можно было регулировать.
Я ухватился за рычаги устройства и принялся за дело. Руки ныли, мышцы растягивались до предела, а я все нагнетал воздух в старую печь. Огонь завыл, и к потолку поднялись клубы дыма.
